— Нет, нет, нет! Ты извращаешь смысл моих слов! — протестует Кёвари.
И этим он еще больше бесит меня.
— Обрушил бы все ракеты в одну точку с риском для собственной жизни, — безжалостно бичую я его. — Или прыгнул с моста, чтобы доказать свою готовность к самопожертвованию? Неужто и этот камуфляж все для того же: не клюнет ли директор? Что тебе надо? Не думаешь ли ты, что меня может интересовать твое вранье? Не лучше ли нам расстаться и идти каждому своим путем? — Тут я уже кричу: — Пошел ты к черту! Слышишь?
Я хочу встать, он хватает меня за руки и, боясь, что я уйду, удерживает силой.
— Нет, нет, дядя Яни, не надо так, погоди! — умоляет он. — Я по глупости наболтал всякой ерунды, такая уж у меня натура. Мне нужно сказать тебе кое-что важное, сообщить, что…
С быстротой молнии проносятся мысли: может быть, Гизи, Эржи, Йолан, министерство, хорошее, плохое, разрыв, мольба, прощение, зов, проклятия, радость…
— Между прочим, некоторые из наших тогда в кабине… — торопливо, глотая слова, продолжает он. Я сразу же перестаю строить догадки, и вместе с растущим недоумением сосредоточиваю внимание на одном пункте. — Знаешь, я кое с кем из своих друзей обсуждал все это… и мы пришли к выводу…
— Любопытно! К какому же? — Я не скрываю своего нетерпения.
Он бьет кулаком по спинке скамейки.
— До чего же глупо я все объясняю, — досадует он. — Тебе следовало бы самому прийти и поговорить с нами… — Он явно волнуется. — Мы до ночи спорили о тебе, об истории с Гергеем, обо всем, что происходит на заводе, о давнем прошлом и… и высказывали предположения о твоих переживаниях, раздумьях… о причинах, заставивших тебя скрываться… Не улыбайся, сейчас я говорю истинную правду. Мы считаем тебя теперь не только примером, но и нашей надеждой. Тебе плевать на положение в обществе, на высокий пост, на преуспеяние, тебя не интересует личная выгода, погоня за деньгами… — Он снова берет меня за руку и с мольбой в голосе спрашивает: — Так ведь? А?
— Нет, не так, — сухо отвечаю я.
— Лжешь! Не может быть! — кричит он, выходя за рамки приличия.
— Замолчи! Ты, видимо, забыл, что я гораздо старше тебя.
— Ты прав. Если мы заблуждаемся, то нам ничего другого и не остается, как уважать твой возраст, — грубо отвечает он.
— Ну это уже слишком! Убирайся!
— Ты не можешь запретить мне сидеть на скамейке.
Я встаю. Он тут же вскакивает и преграждает мне дорогу. Голос его опять испуганный и умоляющий.
— Нет, не поступай так со мной. Или по крайней мере помоги разобраться во всей этой сумасшедшей кутерьме, я ничего не понимаю.
— Какое мне дело, понимаешь ты или нет?