На распутье (Загони) - страница 152

— То, что я разуверился бы во всем.

Я смеюсь.

— Убедительный аргумент. Значит, чтобы ты не разуверился, мне надлежит поступать в соответствии с твоими замыслами, обеспечивать твое будущее, протежировать тебя. Так, что ли? Благодарю покорно. Что ты еще можешь добавить к той соблазнительной перспективе, которая ждет меня?

— Ты поддерживай нас, а мы поддержим тебя. Возвратись на завод ради того, что вынуждает тебя покинуть его. Возможно, это звучит абсурдно, так как я опять неточно выражаюсь, но главное все-таки в этом. Так велели передать тебе и все остальные.

— Но ведь ты же знаешь меня, глупец. Только что перечислял мои недостатки: я и карьерист, и самодур, мотаю себе на ус только то, что мне выгодно, по собственному произволу извращаю смысл слов. На что же ты надеешься?

— Ты не только такой, но и другой. Мне бы хотелось, чтобы тот, другой…

— А если первый?

— Мы бы общими усилиями боролись против примиренчества. Против трусости в самих себе и в других. За идейную чистоту, честность, принципиальность, коллективизм…

— Что за банальности. В каких скрижалях ты вычитал их?

— Вместе с тобой мы нашли бы и прямые пути…

— А если бы на том пути тебя осыпали бранью? Принуждали к сделке с совестью? Сломали тебе хребет?

— Я бы не дал сломать.

— Ты наивный, впрочем, тебе это идет. Но что бы ты противопоставил?

— Вот для чего нам и нужен твой опыт.

— У меня слишком мало такого опыта.

— Во всяком случае, больше, чем у нас. Но пойми, иначе жить нельзя! Все теряет смысл, если человек копается в себе, старается найти одну грязь, не замечая ничего чистого, настоящего. Разве можно вступать с этим в жизнь? Да еще у нас! В наши дни!

Мне смешно, но смех получается горьким, ибо, право же, смеюсь я над самим собой. Вспоминаю себя в двадцать с лишним лет. И вдруг к горлу подступает ком: я вижу Пали Гергея.

— Ах ты глупыш, дурачок, — произношу с горечью и сожалением, — неужели, по-твоему, одной веры, энтузиазма достаточно в такой борьбе?

— Я на все согласен, кроме трусливого примиренчества.

— А если против тебя ополчатся и, вместо того чтобы подниматься в гору, ты сползешь вниз?

— Буду бороться.

— А если тебя заклеймят глупцом? Человеком, не смыслящим в своем деле? И все из одной только зависти?

— Тогда я докажу обратное.

— А если у тебя не будет денег даже на пачку сигарет?

— Поверь мне, дядя Яни, что это еще больше воодушевит меня!

— Надолго ли хватит твоей воодушевленности? Могу сказать: пока не получишь несколько весьма ощутимых пинков и моральных пощечин, пока не лишишься друзей, знакомых, уважения… когда увидишь, что другие обманом, подлостью, нахальством добиваются большего почета, живут лучше, обогащаются, преуспевают, здравствуют, довольны своей судьбой… А честный, порядочный человек увязает в трясине, погружается в нее все глубже, его сердце и мозг обволакивает ил. И конец. В иле начинают заводиться болотные черви…