Поминают в этих беседах нередко и хвастливые рассказы пьяного Делиля. Как-никак прожил человек в тех краях целых семнадцать лет. И хотя, конечно, привирает немало, не без того, все же ведь что-то в его рассказах правда?
Хочется верить: есть где-то на свете вольная страна, куда еще не добрались царские пристава и сборщики ясака. Где по берегам светлых рек шумят вековые, дремучие леса, полные непуганых зверей и птиц. И можно в тех лесах укрыться, срубить избы из смолистых бревен, поставить баньку, часовенку. А вокруг пустить пал по кустам, вспахать пашенку, посеять хлеб, разбить огород. В хозяйских руках любая земля родить будет. Много ли мужику надо?
Для мужичьего рая и Земля да Гамы вполне сгодится, только бы существовала на свете. Об этом шепчутся в темноте вечером на нарах в душном и холодном трюме матросы, раскачиваясь в брезентовых подвесных койках, и солдаты, лежа вповалку на тощих тюфячках прямо на трюмном настиле, сквозь тонкие доски которого из глубин океана так и тянет ледяной сыростью. Шепчутся, тревожно прислушиваясь, как тяжело ударяет в борт набежавшая волна — совсем рядом, над самым ухом. Только тоненькая доска от нее отделяет — от волны, от бездонной водяной бездны...
Притихнут, послушают — и снова шепчутся, пока не крикнет зло с палубы, заглянув в люк, желчный лейтенант Плаутин:
— Разговорчики! Кошек захотели?
Плаутина не любят, побаиваются. У него противная привычка ходить бесшумно и быстро, словно подкрадываясь, и вдруг возникать неожиданно — даже перед капитаном.
А Морской Устав строг, сочинял его сам царь Петр: «Никто из обер- и унтер-офицеров не должен матросов и солдат бить рукой или палкой, но следует таковых, в случае потребности, наказывать при малой вине концом веревки толщиною от 21-й до 24-х прядей...»
Все замолкают, затаиваются в своих углах — и один за другим проваливаются в тяжелый, с храпом и вскриками, сон. И снятся им дремучие леса над светлыми водами...
Двенадцатого июня уже всем стало ясно: искать долее Землю да Гамы бесполезно. Уже несколько дней корабли плыли в тех местах, где Жозеф Делиль размашисто нанес ее на карту, а никаких признаков земли не было и в помине. Лот на канате длиной в сто саженей не достал дна.
В четвертом часу дня со «Святого Петра» подали сигнал, чтобы легли в дрейф. Когда корабли сблизились, лейтенант Свен Ваксель прокричал в разговорную трубу, что капитан-командор желает иметь консилиум.
День выдался холодный, пасмурный. Солнце прорывалось сквозь низкие тучи изредка и ненадолго. Ветер, хотя и небольшой, дул как-то беспорядочно, порывами, часто меняя направление и развертывая корабли то одним бортом, то другим. Офицерам приходилось переходить с места на место.