— В чем дело? — спросил подошедший отец Ода.
Я не ответил. Смотрел на перелесок, казавшийся стеной на нашем пути, и чувствовал отчаяние. Со мной были семь воинов, священник, четыре женщины, несколько освобожденных рабов и кучка перепуганных детишек. Лошадей нет. Я не мог выслать разведчиков, чтобы разведать дорогу. Оставалось лишь прятаться, но я находился на возвышенном месте на самом виду, на ячменном поле, и враг поджидал меня.
— Что будем делать? — задал другой вопрос отец Ода.
— Пойдем назад, — решил я.
— Назад?
— Той же дорогой, какой пришли. — Я повернулся и посмотрел на восток, где чернели проплешины, оставленные углежогами. — Пойдем обратно к деревьям и поищем место, где можно спрятаться.
— Однако… — начал было отец Ода.
Но его прервала Бенедетта.
— Сарацины, — прошипела она. Всего одно слово, но слово, напитанное страхом.
Это заставило меня обернуться и посмотреть, что же так напугало ее.
Всадники.
— Люди Мереваля! — воскликнул Ода. — Хвала Господу!
Всадников на паломнической тропе было десятка два, все в кольчугах, все в шлемах, и половина с длинными копьями. Они находились в том месте, где на западе дорога скрывалась в деревьях, и ждали, глядя вперед.
— Это не враги? — спросила Бенедетта.
— Враги, — глухо ответил Финан.
Еще двое выехали из леса, и на обоих были красные плащи дружинников Этельхельма. Мы видели конных через проем в зарослях, они же нас, похоже, пока не заметили.
— Назад! — рявкнул я. — Все назад! Обратно к деревьям.
Дети только уставились на меня, освобожденные рабы выглядели растерянными, отец Ода открыл рот, собираясь сказать что-то, но я снова рявкнул:
— Бегом! Живо! Давай! — Все еще колебались, и тогда я угрожающе надвинулся на них. — Пошли!
Они, перепугавшись, кинулись бежать.
— Все вы, уходим! — Я обратился к своим людям, которые, как и Бенедетта, остались рядом. — Идем со мной!
— Слишком поздно, — бросил Финан.
Ваормунд, а как я и предположил, он был в числе всадников на дороге, поступил именно так, как сделал бы я на его месте. Он выслал через лес разведчиков, и те появились там, где заканчивалось ячменное поле. Было их двое, оба на серых конях, и оба смотрели вдоль живой изгороди, где моя фигура ясно обрисовывалась на фоне неба. Один из них приложил к губам рог и затрубил. Торжественный гул стих, потом раздался снова. На дорогу высыпали еще люди. Теперь их было по меньшей мере сорок.
— Уходите! — скомандовал я своим людям. — Финан, ты тоже.
— Но…
— Уходите! — Я проорал это слово, обращаясь к нему. Ирландец колебался. Я отвязал с пояса тяжелый кошель и сунул ему в руки, потом подтолкнул к нему Бенедетту. — Сбереги ей жизнь! Сохрани ее! Сохрани всех моих людей! А теперь уходи!