Меня привезли в Верламесестер. Помню, как, открыв глаза, я увидел над собой римскую арку восточных ворот, но потом, видно, снова провалился в сон или же потерял сознание от боли. Меня уложили в постель, помыли, смазали медом раны, коих оказалось множество. Мне снова снилась пещера, падающая скала грозила раздавить, но, вместо того чтобы закричать, я просто очнулся и увидел, что нахожусь в комнате с каменными стенами, освещенной коптящими свечами и тростниковым фитилем. Я пребывал в смятении. Некоторое время все, о чем я мог думать, — это о том, какими вонючими становятся свечи, когда сало, из которого они сделаны, протухает. Потом я почувствовал боль, вспомнил про свое унижение и застонал. Хотел снова провалиться в блаженное забвение, но кто-то положил мне на лоб мокрую тряпицу.
— Господин, не так-то просто тебя убить.
— Бенедетта?
— Да, это Бенедетта, — подтвердила женщина и дала мне попить слабого эля.
Я попытался сесть, она подложила мне под спину два набитых соломой мешочка.
— Мне стыдно.
— Тише. — Итальянка взяла меня за руку.
Я в смущении отдернул руку.
— Мне стыдно, — повторил я.
— Почему?
— Я — Утред из Беббанбурга. Меня унизили.
— А я — Бенедетта из ниоткуда, — заявила женщина. — Меня унижали всю мою жизнь, насиловали всю мою жизнь, держали в рабстве всю мою жизнь. Но мне не стыдно.
Я зажмурился, чтобы не заплакать, а она снова взяла меня за руку.
— Если ты связан, — продолжила Бенедетта, — то зачем стыдиться того, что сделал с тобой сильный? Это ему должно быть стыдно.
— Ваормунд. — Я произнес это имя спокойно, как бы пробуя на вкус.
— Ты убьешь его, — пообещала итальянка. — Как я убила Гуннальда Гуннальдсона.
Я позволил ей держать мою руку, но отвернулся, чтобы она не видела моих слез.
Мне по-прежнему было стыдно.
На следующий день Финан принес мою кольчугу, Осиное Жало и пояс, на котором висели ножны от Осиного Жала, принес сапоги и мой помятый старый шлем. К числу потерь относились порванная кольчуга, исчезнувший амулет и Вздох Змея.
— Господин, это мы сняли с убитого. — Финан положил Осиное Жало и шлем на кровать.
Я порадовался, что это был не мой лучший боевой шлем с серебряным волком на гребне, потому что тогда волк Беббанбурга был бы поруган.
— Шести или семи ублюдкам удалось ускользнуть, — продолжил ирландец.
— Со Вздохом Змея.
— Да, со Вздохом Змея. Но мы обязательно вернем его.
На это я ничего не ответил. Осознание моей неудачи было слишком острым, слишком сильным. О чем я думал, отплывая из Беббанбурга? Что смогу пронизать королевство западных саксов и вырезать гниль из самого его сердца? Враги оказались сильны. За Этельхельмом стоит армия, у него есть союзники, его племянник — король Уэссекса. Мне повезло, что удалось уйти живым, но стыд поражения терзал меня.