— «Стена щитов»! — скомандовал я. — И держитесь!
Со мной на рулевой площадке находилось еще с десяток людей. Больше тут места не было, однако враги, толпившиеся на носу, намеревались составить нам компанию. Я выглянул в щель в палец шириной, остававшуюся между моим щитом и щитом Фолькбальда, и разглядел мощный штевень всего в нескольких футах от нас. Он приподнялся на волне, а потом врезался в нас, разломав планширь. Черный нос большого корабля заскрежетал по нашей корме, и я пошатнулся от толчка. Помнится, кто-то прыгнул на меня, занеся секиру; я поднял щит и почувствовал сотрясение, когда лезвие вгрызлось в ивовую доску.
Почти всякая схватка на корабле представляет собой мешанину слишком тесно прижатых друг к другу людей. В бою даже самая вышколенная «стена щитов» норовит раздаться вширь, потому что воины стремятся получить простор для своего оружия, но на корабле нет для этого места. Есть только смрадное дыхание врага, старающегося тебя убить, плотная масса людских тел и стали, стоны пронзенных клинками несчастных, смрад крови, стекающей по шпигатам, и смертоносная давка на неустойчивой палубе. Вот почему я извлек Осиное Жало. Это короткий клинок, не длиннее моего предплечья, но в этой гибельной давке нельзя орудовать длинным мечом.
Вот только давки не случилось. Корабль ударил, сломав нам планширь, но, хотя немалое число врагов изготовились спрыгнуть на нас, волны приподняли и отнесли их судно назад. Недалеко, всего на несколько шагов, но первые из прыгнувших попадали в воду, когда борта разошлись. Секирщик, оружие которого засело в моем щите, распростерся на палубе; Фолькбальд, стоявший справа от меня, махнул своим саксом, и воин завизжал как дитя, когда клинок пронзил кольчугу, проломил ребра и вошел в легкие. Я пнул его искаженное криком лицо, ткнул Осиным Жалом в густую бороду и увидел, как кровь брызнула на белесые доски палубы.
— Еще идут! — раздался за спиной крик Беорнота.
Я дернул Осиное Жало вбок, расширяя окровавленный разрез на глотке секирщика, потом вскинул щит и присел. Густая тень вражеского штевня снова нависала над нами, он снова врезается в наш борт, затем что-то тяжелое обрушилось на мой щит. Я не понял, что это, но заметил капающую с железного обода кровь.
— Поймал его! — вскричал Беорнот.
Он стоял сразу за мной и, подобно большинству воинов второй шеренги, сжимал копье с ясеневым древком, держа его наклоненным в сторону высокого носа вражеского корабля. Прыгавшие рисковали оказаться нанизанными на длинные острия. Очередная волна развела суда в стороны, и умирающий соскользнул с моего щита, когда Беорнот выдернул копье из его тела. Бедолага еще дергался, и Осиному Жалу снова нашлась работа.