— Мы набросимся? — подал голос Ярви.
— Вшестером? — спросил Анкран.
— Против двадцати? — буркнул Джойд.
— С учетом однорукого мальчишки, женщины и кладовщика? — бросил Ральф.
— Вот именно! — Ничто растянул улыбку шире. — Вы думаете в точности так, как я!
Ральф уперся локтями в песок.
— Такого, чтоб думал, как ты, наверняка нет на всем белом свете!
— Испугался?
От смеха у старого разбойника едва не треснули ребра:
— Когда ты с нами? Ты, на хрен, прав — мне страшно!
— А говорил, в тровенландцах горит огонь…
— А ты говорил, гетландцы сильны дисциплиной.
— Да сколько можно, только не это опять! — выругался Ярви, вставая. Сейчас на него нахлынул гнев — не пылающая и безрассудная ярость отца, а расчетливая, терпеливая материнская злоба, холодная, как зима, которая вымораживает изнутри весь страх.
— Если придется сражаться, — сказал он, — нам нужна площадка поудобнее этого берега.
— И на каком же поле мы покроем себя ратной славой, о государь? — спросила Сумаэль, ехидно поджав губы.
Ярви замигал, осматривая лес. Где же им встать?
— Вон там? — Анкран указал на каменистый обрыв над рекой. Против солнца разобрать было трудно, но, прищурившись, Ярви заметил что-то похожее на развалины, венчавшие вершину утеса.
— Что это было за место? — спросил Джойд, ступая под арку — при звуке его голоса с разбитых стен сорвались птицы и, хлопоча крыльями, взмыли в небо.
— Это строили эльфы, — ответил Ярви.
— Боженьки, — пробормотал Ральф, вкривь осеняя себя отгоняющим зло знаком.
— Не беспокойся. — Сумаэль беззаботно раскидала ногой кучу прелых листьев. — Сейчас-то эльфам откуда тут взяться?
— Их нет уже тысячи и тысячи лет. — Ярви провел ладонью по стене. Сделанной не из кирпича и раствора, но гладкой, твердой, без единого стыка. Скорее отлитой, чем возведенной. С ее искрошившегося верха торчали металлические прутья, беспорядочно, как шевелюра недоумка. — Со дней Сокрушения Божия.
Перед ними лежал большой чертог, с горделивыми колоннами по обеим сторонам, со сводчатыми проходами в боковые комнаты — справа и слева. Но колонны давным-давно покосились, стены паутиной заволок мертвенный вьюнок. Фрагмент дальней стены целиком исчез — его взяла себе река, жадно ревущая далеко внизу. Крыша обрушилась за века, и сверху над пришедшими белело небо да высилась полураздробленная, увитая плющом башня.
— Мне здесь нравится, — сказал Ничто, меряя шагами щебнистую почву, с верхним слоем из опалых листьев, гнили и птичьего помета.
— Ты ж вовсю рвался остаться на пляже, — заметил Ральф.
— Было дело, но здесь местечко покрепче.