Несомненно, и всемогущий Верховный король на троне в Скегенхаусе, и праматерь Вексен у него под боком не возликуют от того, что их не пригласили, — что не преминула отметить мать Гундринг.
Но мать Ярви процедила сквозь зубы:
— Их гнев для меня — пыль.
Лайтлин, может быть, уже и не королева — но назвать ее другим словом не поворачивался язык, и Хурик по-прежнему высился за ее плечом, покорный вечной клятве служения. Раз она сказала — значит, дело, почитай, сделано.
Выступив из Зала Богов, траурное шествие пересекло внутренний двор цитадели — трава зеленела там, где Ярви терпел неудачи на тренировках, — и двинулось дальше, проходя под ветвями гигантского кедра — куда ему было никак не залезть, за что брат его нещадно высмеивал.
Ярви шел, разумеется, во главе. Над ним, во всех смыслах, нависала тень матери, а сзади поспевала мать Гундринг, согбенно опираясь на посох. Дядя Одем вел королевскую челядь, воинов и женщин в лучших одеждах. Позади в ошейниках брели рабы, как им и надлежало — не отрывая от земли глаз.
Когда они проходили привратным туннелем, Ярви то и дело кидал боязливый взгляд на потолок — там, во тьме, поблескивал нижний край Воющих Врат, готовых воедино рухнуть и наглухо запечатать крепость от любого врага. Всего единожды — и он тогда еще не родился — врата падали вниз по воле защитников — тем не менее у него сосало под ложечкой всякий раз, когда он здесь проходил. Громада шлифованной меди, весом с гору, висела, пришпиленная одним лишь штырем-спицей, — есть от чего разгуляться нервам.
Особенно когда ты идешь сжигать половину своей семьи.
— Вы прекрасно держитесь, — зашептал на ухо дядя.
— Я ступаю, ни за что не держась.
— Вы ступаете по-королевски.
— Я король, и я ступаю вперед. По-каковски еще мне ступать?
Одем улыбнулся.
— Отлично сказано, государь.
За дядиным плечом Исриун тоже улыбнулась ему. Ее глаза и цепочка на шее отсвечивали пламенем факела, который она несла. Скоро, скоро на эту цепочку повесят ключ от казны всего Гетланда и назовут ее королевой. Его королевой — и эта мысль даровала ему искру надежды во тьме его страхов.
Все они несли факелы — змея из пламени ползла сквозь сгустившийся сумрак, сквозь ветер, забравший себе половину огней к тому времени, как, выйдя из городских ворот, шествие достигло лысого склона холма.
Несравнимый ни с чем в запруженной судами гавани Торлбю, двадцать весел на борт, резные нос и корма под стать отделке Зала Богов — отобранные ратники волокли на уготованное место в дюны личный королевский корабль — киль проминал в песке змеистую борозду. Тот самый корабль, на котором король Атрик переплыл море Осколков во время знаменитого набега на Сагенмарк. Тот самый, который на обратном пути ковылял по воде, проседая от веса рабов и награбленного.