И в первый раз за долгое время Колючка испугалась. Сильно, по-настоящему испугалась.
Хуннан медленно встал, медленно развернулся. Он всегда хмурился, а уж на нее в особенности. Но сейчас его глаза блестели как-то по-особенному, так, как она никогда еще не видела.
— Колючка Бату. — И он уставил на нее окровавленный палец. — Я объявляю тебя убийцей.
— Твори добро, — сказала Бранду мать, когда умирала. — Пребывай в свете.
Что это значило, шестилетний Бранд не понимал. Сейчас ему стукнуло шестнадцать, но это ничего не изменило — он по-прежнему не знал, что это значит — «творить добро». И вот теперь он стоит с головой, забитой странными неподходящими мыслями, а между прочим, это самый торжественный момент в его жизни.
Потому что это высокая честь — стоять на страже у Черного престола. В глазах богов и людей он теперь — воин Гетланда. Он же этого и добивался, правда? Кровь проливал, тяжко трудился. Бранд мечтал стоять среди братьев по оружию среди священных стен Зала Богов сколько себя помнил.
Но сейчас ему почему-то казалось, что он не пребывает в свете, как хотела мать.
— Не нравится мне эта затея с набегом на островитян.
Отец Ярви снова это сказал, и разговор зашел на очередной круг. Служители всегда так делают.
— Верховный король запретил обнажать мечи. И он очень рассердится.
— Верховный король запрещает все подряд, — заметила королева Лайтлин, поглаживая большой живот — она носила младенца. — И сердится — тоже постоянно.
Сидевший рядом с ней на Черном престоле король Атиль подался вперед:
— А между тем он подбивает островитян, и ванстерцев, и прочее отребье напасть на нас…
По рядам лучших людей Гетланда, собравшихся возле королевского престола, прокатился возмущенный ропот. Еще неделю назад Бранд роптал и возмущался бы громче всех.
Но сейчас у него из головы не шел Эдвал. И как у него из шеи торчал деревянный меч, и кровавая слюна текла. И как он этот странный звук издал — то ли гоготнул, то ли хрюкнул. А потом затих. Навеки. И как стояла на мокром песке Колючка, и как волосы липли ей к заляпанному кровью лицу. Стояла и смотрела с раскрытым ртом на Хуннана, который объявил ее убийцей.
— Два корабля моих захватили! — крикнула женщина и погрозилась кулаком, на груди у нее болтался усаженный драгоценными камнями ключ торговца. — И они ж не только груз покрали, они людей перебили!
— А ванстерцы-то снова границу перешли! — гулко загудело из той половины зала, где стояли мужчины. — Усадьбы пожгли, добрых гетландцев в рабство поугоняли!
— А еще там видели Гром-гиль-Горма! — выкрикнул кто-то ненавистное имя, и под сводом Божьего зала тут же зазвучали проклятия. — Сам Крушитель Мечей явился!