Вот только сегодня ей меча не поднять. И вообще, похоже, больше никогда не поднять. А ведь это совсем нечестно! С другой стороны, ведь Хуннан не зря сказал: на поле боя не до честности…
— К тебе посетитель, — проворчала тюремщица, здоровенная бабища с дюжиной звякающих цепочек вокруг шеи и мрачной мордой. — Только давайте по-быстрому тут!
И налегла на дверь, со скрипом распахивая ее.
— Хильд!
В этот раз Колючка не стала напоминать матери, что ее с шести лет зовут по-другому — она уколола отца его же кинжалом, и тот прозвал ее Колючкой. Все силы ушли на то, чтобы подняться на ноги и разогнуться. Ноги затекли и болели, и ей вдруг стало стыдно за свой вид — хотя смысл тут стыдиться…
Впрочем, ей-то было наплевать — а вот матери нет.
Колючка вышла на свет, и матушка в ужасе зажала рот бледной ладошкой:
— Боги, что они с тобой сделали!..
Колючка отмахнулась, цепь зазвенела:
— Это во время боя случилось.
Мать подошла к решетке. Глаза красные, видно, много плакала.
— Они говорят, ты парня убила.
— Я не… в общем, это не убийство!
— Но он же погиб, нет?
Колючка сглотнула, в сухом горле запершило:
— Эдвал. Погиб, да.
— Боги… — снова прошептала мать, и губы ее задрожали. — Боги, Хильд, ну что тебе стоило…
— Стать кем-нибудь другим? — закончила за нее Колючка.
Конечно. Стать кем-нибудь нормальным. Обычным. Стать послушной дочкой, которая не брала бы в руки ничего тяжелее иглы, носила бы южные шелка, а не кольчугу. Стать девушкой, у которой выйти замуж за богача и носить ключ на шее — предел мечтаний.
— А я знала, что так все и будет, — горько уронила мать. — С самого начала знала. С тех пор, как ты стала ходить туда на тренировки. С тех пор, как отца принесли мертвым. Я знала, что все так и будет.
У Колючки задергалась щека:
— Отлично. Ты была права. Утешайся этим.
— Утешаться? Чем?! Говорят, тебя камнями раздавят! Мое единственное дитя завалят камнями до смерти!
Разом стало очень-очень холодно. Даже дышать стало трудно. Как будто сверху уже принялись класть камни…
— Кто говорит?
— Да все говорят!
— А отец Ярви? — Служитель оглашал приговор. Служитель говорил от имени закона.
— Не знаю. Мне кажется, нет… Во всяком случае, пока.
Пока нет, значит. Угу, вот он, ее новый предел мечтаний. Колени ослабели, Колючка едва успела ухватиться за решетку. Обычно она не подавала виду, что боится. Храбро смотрела в глаза судьбе. Но Смерть — суровая госпожа, ей трудно смотреть в глаза.
— Пора… — и тюремщица легонько подтолкнула мать.
— Я буду молиться, — пролепетала та. По лицу ее текли слезы. — Я буду молиться Отче Миру за тебя!