— Щенок, — башмак пришелся по заднице, и Ярви врылся лицом в землю. Прополз на четвереньках пару шагов, и его снова сшибли пинком. Его поймали двое. Двое мужчин в броне и с копьями. Конечно же, ванстерцы, хотя, не считая того, что их суровые лица обрамляли длинные косы, на вид они мало отличались от тех воинов, которые безрадостно встречали его на боевой площадке.
На взгляд безоружного, все вооруженные одинаковы.
— Вставай, — сказал один, опрокидывая его очередным пинком.
— Тогда хватит меня сбивать, — выдохнул он.
За это он получил в лицо древком копья и больше решил не шутить. Один из них рванул его за ворот дырявой рубашки и наполовину повел, наполовину потащил за собой.
Повсюду воины, некоторые — верхом. С ними простой люд, видно, здешние жители, удрали от кораблей — а теперь, в слезах и саже, роются в обломках на пепелище. Для погребального сожжения в ряд лежали тела — морской ветер надувал и трепал их саваны.
Но вся без остатка жалость Ярви нужна была ему самому.
— На колени, псина. — Он опять растянулся от удара, и в этот раз его не тянуло вставать. С каждым выдохом он слабо постанывал, а расквашенные губы пульсировали, как один большой комок.
— Что ты мне приволок? — звучный голос, высокий и переливистый, словно пел песню.
— Гетландец. Он выкарабкался из моря позади укреплений, государь.
— Странные дары выплескивает на сушу Родительница Волн. Посмотри на меня, морское созданье.
Ярви робко, медленно, сквозь боль приподнял голову и увидел два здоровенных сапога, мысы окованы потертой сталью. Потом мешковатые штаны в красную и белую полоску. Потом массивный пояс с золотой пряжкой, рукоять большого меча и четыре ножа. Потом кольчугу из стали, увитой золотыми нитями. Потом белую меховую шкуру на могучих плечах — на ней даже оставили волчью голову, в глазах — алые гранаты. Поверх шкуры мерцает дорогими камнями цепь — перекрученные комки золота и серебра: навершия с мечей павших врагов. Их так много, что цепь, трижды обмотанная вокруг бычьей шеи, все равно провисала. Наконец, так высоко, что великану впору, лицо — в морщинах, скособоченное, как кривое дерево. Незаплетенные космы и бороду подкрасила седина, но глаза и скошенный рот улыбались. Улыбкой того, кто рассматривает жуков и выбирает, которого из них раздавить.
— Ты кто, человече? — вопросил великан.
— Поваренок. — Слова с трудом лезли из кровоточащего рта, и Ярви старался засунуть увечную руку поглубже в мокрый рукав, не то она его выдаст. — Я упал в море. — Хороший лгун вплетет в рассказ как можно больше правды, однажды пояснила ему мать Гундринг.