— Хммм. — Она выпятила губу и потренькала по ней пальцами, как музыкант по струнам арфы. — Когда мужчина хочет встретиться со мной наедине, мне всегда любопытно — даже если он слишком юн, искалечен и вообще такой невзрачный, как ты. Сумаэль, возвращайся строгать и заколачивать, мы должны к утру спуститься на воду, поняла?
На скулах Сумаэль заиграли желваки, когда та стиснула зубы.
— Лишь бы не под воду. — И, пихнув плечом Ярви, девушка вышла.
— Ну? — Шадикширрам потянула длинный глоток из бутылки и со стуком поставила ее на пол.
— Я уговорил шендов отнестись к нам по закону гостеприимства, капитан. У них бытует священная традиция не отказывать тому, кто надлежащим образом просит.
— Ловко, — отметила Шадикширрам, собирая в ладонях черные и серебристые пряди.
— Я договорился взять у них то, что нам нужно, и, на мой взгляд, обмен получился просто отличным.
— Крайне ловко, — сказала она, скручивая волосы в свой обычный клубок.
А вот теперь ему и впрямь понадобится вся его ловкость.
— Быть может, именно вы, капитан, не сочтете эту сделку такой уж отличной.
Ее глаза сузились самую малость.
— Это еще как?
— Ваш корабельный кладовщик и старший надсмотрщик запускают руку в вашу прибыль.
Наступило молчание, пока Шадикширрам аккуратно, одну за одной, втыкала в волосы булавки, закрепляя прическу. Она ни капельки не изменилась в лице, но Ярви внезапно ощутил себя на самом краю обрыва.
— Неужели? — произнесла она.
Он ждал чего угодно, но только не холодной отстраненности. Может, она все знала заранее и ей наплевать? И она сейчас просто отправит его обратно на весла? Прознают ли Тригг с Анкраном, что он их выдал? Ярви облизнул губы, понимая, что пошел по крайне тонкому льду. Но выбора не было. Только двигаться дальше, надеясь, что где-то там, впереди, берег.
— Не в первый раз, — просипел он.
— Что?
— В Вульсгарде они брали у вас деньги на сильных, здоровых гребцов, а привели отбросы, самые дешевые, какие только нашли, в том числе и меня. И, полагаю, сдачи вернули не много.
— Жалкие гроши. — Шадикширрам двумя пальцами подняла бутылку и вновь от души отхлебнула. — Но мне начинает казаться, что, купив тебя, я не прогадала.
Ярви переборол необъяснимое желание выложить ей всю правду и заговорил спокойно и убедительно, как подобает служителю:
— Оба раза они договаривались промеж собой на галинейском. Думали — так их никто не поймет. Но я владею и этим языком.
— Небось и поешь на нем песни. Больно ты талантлив для невольника на весле-то.
Не в правилах служителя допускать вопросы без подготовленного заранее ответа, и Ярви уже припас подходящую ложь.