Он передохнул и долго молчал.
— Пятнадцать лет… Срок преогромный, при желании можно многое передумать и понять. Но что мог понять я? Со мной говорили многие, и не раз, но я ведь знал, что все это впустую, на мне ведь висит груз многих преступлений. Я всех обманывал, никому не верил, всех мерил «на собственный аршин». Но в жизни не без чудес! Совершилось чудо и на моем пути. Тюремные воспитатели все же разворошили остатки моей совести. Эти люди, не жалея сил и времени, хотели найти во мне хотя бы крупицу человечного. Разве я мог подумать, что кто-нибудь поймет меня и заинтересуется тем, почему я совершил все эти преступления! Да мог ли я сам предполагать, что когда-нибудь добровольно расскажу о своих похождениях? Я вдруг увидел, что мне поверили, за моей омерзительной оболочкой увидели человека. Трудно было переубедить меня, но все же переубедили, и я взглянул на жизнь другими глазами. Больше всего способствовало этому доверие. И вот все это, вместе взятое, убедило меня, что в нашей стране нет отверженных и что человеку у нас никогда не поздно встать на правильный путь. И я твердо решил рассказать о том, что беспредельно мучило меня. Я всегда боялся, что следствие может раскрыть все мои воровские дела и убийство той девушки. Страх тяжелой глыбой лежал у меня на сердце. А сейчас, рассказав о них, я как бы переродился, мне стало легче дышать, я почувствовал себя совершенно другим человеком, которому уже нечего скрывать и каждый миг ожидать разоблачения…
Парень еще о чем-то говорил, но Цибуля уже не слушал. Вскоре арестованного увели. Испитое, желтое лицо, потухшие глаза и взгляд, умоляющий о пощаде.
«Как быть? Какое из многих возможных решений будет правильным? — думал Цибуля. — Поверить? Одних слов раскаяния мало. Ведь он убийца».
— А кто та девушка? — спросил Цибуля.
— Такая же, как и он, сбежала от родителей.
— Ох, эти родители! Их бы на скамью подсудимых!
— Родить ребенка еще не все. Его надо воспитать!
— Да, конечно. Есть материал для рассуждений… Передавай прокурору, пусть он еще поломает голову, — сказал Цибуля, выходя из кабинета.
— Снова прокурору? — с огорчением произнес Романенко.
— А в чем дело? Преступление, связанное с убийством, подследственно прокурору.
— Знаю. Но если бы не только по закону, а и по совести.
— Не понимаю вас.
— Да что там понимать! Работать на бестактного человека не всегда хочется!
— Прокурор бестактный?
— Так точно. Помните, на совещании он рассказал, как умно и быстро раскрыл сложное убийство.
— Да, было такое.
— Я вам не сказал тогда, что раскрыл это убийство не прокурор, а наш участковый уполномоченный. А прокурор приписал эту работу себе.