— Есть, товарищ полковник, расследовать и наказать виновных!
Закончив разговор, Цибуля вызвал к себе Цибу.
— С жалобой Андреевны разобрался? — спросил он, как только показался Циба в дверях.
— А как же, разобрался.
— Ну, доложи.
— Уголовное дело жидкое. Я попросил прокурора опротестовать приговор суда. Видно, что паренек этот мелкий сельский воришка, доказательства, что он ограбил культмаг, очень слабые, почти ничтожные, если не считать личных признаний, и то в одном месте признается, в другом отказывается.
— Да не грабил он! Только что звонил Еременко из Полесья, арестовали они воров и баян изъяли.
— Вот как! Тогда совсем другой оборот дела. Надо немедленно освободить сына Андреевны, — сказал Циба.
— Вы это и сделайте завтра же. Доложите прокурору и председателю областного суда, попросите немедленно парня освободить. Но этого мало. У нас имеются и другие сигналы о том, что сотрудники нередко теряют голову, преждевременно возбуждают уголовные дела, проявляют небрежность в сборе доказательств вины, а это знаешь, к чему может привести?
— Нехорошо, конечно.
— Если бы только нехорошо. Помнишь, у Дзержинского есть примерно такие слова: ведя борьбу с преступниками, думай, чтобы самому не превратиться в преступника. Сильно, правда?
— Ясней некуда.
— Так вот, пока подобные ошибки не получили распространения, надо решительно ударить по ошибкам. Я сегодня доложу начальнику управления, создадим комиссию от всех отделов, в ОБХСС тоже есть такие вывихи, и напишем письмо всем сотрудникам.
* * *
В маленькой подвальной комнате, чем-то похожей на склеп, собрались трое. За шатким столиком сидел прокурор. Неуклюже и смешно выглядела его сгорбившаяся фигура, острые колени выпирали. Рука поддерживала столик снизу, словно опасаясь, как бы он не рухнул. Длинные волосы, редкими прядями начесанные на лысину, не скрывали ее желтизны. На лице, бледном и усталом, ни тени озабоченности, тревоги. Видно, для прокурора стало давно привычным делом сидеть за этим столиком в этом подвале. Рядом с ним, затянутый ремнями, с пистолетом на боку, стоял начальник тюрьмы. В углу подпирал стенку плечом Цибуля. В комнате никакого оборудования и мебели. Массивные железобетонные блоки, являющиеся фундаментом большого здания, были и стенами комнаты. Серые, пористые, — никогда не касалась их рука штукатура, — они придавали помещению мрачный и неуютный вид. Дальше, в глубине продолговатой комнатки, была дверь. Через приоткрытую щель виднелся цементный пол, обильно смоченный водой, которая стекала к центру комнаты и через ажурную решетку сливалась под пол. Дверь в другую комнату закрылась. «Там кто-то есть. И не один», — подумал Цибуля, вслушиваясь в шорох шагов за дверью.