Я стояла как прибитая, не находя слов. Я ничего из этого не знала.
Илвар скрыл от меня эту информацию. Хотя если учесть мое тогдашнее состояние, я вообще плохо «фиксировала» первые месяцы госпиталя из-за синтебиотиков и обезболивающих. Маму и Илвара я помню уже крепко сжимающими мои неподвижные руки и обещающими, что все будет хорошо.
— Почему вы мне ничего не сказали? Зачем скрыли, когда я поправилась?
— Разве непонятно? — с горечью прошептала мама. — Потому что ты всегда была для нас на первом месте. Твои мечты, твои желания, твое спокойствие…
— О господи, — я закрыла ладонями лицо, и мне казалось, что пол под моими ногами начинает превращаться в зыбучий песок, засасывая меня в какую-то вязкую воронку. — Вы должны были мне все рассказать.
— А чтобы это изменило? Ты бросила бы ради меня свою работу или эти проклятые «Брайаны», которые ОН тебе подарил?
— Мам, не надо… Не вмешивай в это Боба.
— Почему? Это он во всем виноват. Он. Он подсадил тебя на увлечение оружием и стрельбой. Из-за него ты от меня отвернулась. Ненавижу его. Он тебя не заслуживал. Он не имел права отнимать тебя у меня. Он ни на что не имел права. Мы ему вообще были не нужны. Ни ты, ни я.
— Неправда.
Черт, мне бы нужно было просто промолчать, но что-то во мне всегда становилось на защиту Боба, стоило матери его в чем-то обвинить. Возможно, потому, что мне он говорил то, о чем никогда не рассказывал ей.
— Ну конечно. Непогрешимый Боб Брайан. Всю жизнь я не смела слова против него сказать, боясь, что ты уйдешь от меня. И всю жизнь он незримо будет стоять между тобой и мной. Почему? Почему ты любишь, помнишь и защищаешь его, а я не заслужила и десятой доли тех чувств, что ты испытывала к нему. Что я не так делаю, детка? За что ты так со мной?
— Мам, все так, — вымученно вздохнув, я протянула к всхлипывающей Амели руки и обняла ее. — Ты замечательная, самая лучшая. Это я черствая и неблагодарная. Прости меня. Я не хочу, чтобы Боб был причиной наших с тобой разногласий. Давай не будем его вмешивать. Ты ведь сама от него ушла…
Мама отстранилась, поджимая свои мокрые от слез губы, вдруг показавшись мне невыносимо несчастной и уставшей. Я впервые заметила темные круги под ее глазами, морщинки у глаз и седину у висков, почти незаметную в светлых волосах.
— Сама, — обреченно кивнула она. — Ты хотела знать, любила ли я его когда-нибудь? Любила. Как безумная. В рот ему заглядывала, руки целовать была готова. Прощала ему все: и то, что он стыдился меня, пряча от всех, и то, что пока я сидела с новорожденной тобой взаперти, он каждый день появлялся на людях с очередной красоткой, а потом приходил ко мне, весь пропахший чужими духами и обмазанный помадой. Я всему находила оправдания, лишь бы он был рядом. И не важно, что он проводил больше времени со своими чертежами, чем со мной и тобой… Я ведь так его любила. Я не смогла ему простить только безразличного отношения к тебе.