И хотя я сильно сомневалась, что в такую рань мог подняться еще кто-то, кроме меня, занимать очередь в душ я все же пошла.
Как и ожидалось, женский санузел, как и мужской, оказался совершенно пустым. Моим коллегам по команде в пять утра, наверное, еще снились сны, уверена, что не такие паршивые, как мои. Почему-то стало за себя обидно. Все у меня не так, как у людей. Наперекосяк. Даже сны.
Вернувшись в каюту после совершения утреннего моциона, я облачилась в униформу, всматриваясь в свое отражение на зеркальной панели двери. Ничего примечательного. Гладко зачесанные волосы, собранные на затылке в аккуратный пучок, высокий лоб, миндалевидные серые глаза, ровный нос, чуть полноватая нижняя губа, ни грамма косметики… Я зачем-то ищу в чертах своего лица сходство с родителями, и странным образом не обнаруживаю ни сногсшибательной красоты матери, ни гипнотической сексуальности отца. Какая-то насмешка природы. Впрочем, я давно на нее не обижаюсь. Глупое это занятие. И бесполезное.
Пустой желудок внезапным возмущением нарушил ход моих мыслей, свернув их в совершенно ином направлении. Прикинула, что последний раз ела вчера утром, и с трудом припоминаю, что именно.
Где находится кухня, или как ее назвал Стэнфорд — камбуз, я помнила хорошо, и ничего зазорного в том, чтобы нанести туда визит и слегка облегчить запасы продовольствия стрэйнджера, не видела. А потому спокойно залезла в холодильник камбуза, облюбовав себе бутылку с йогуртом и запеканку в герметичной упаковке.
Подогрев запеканку, я уселась за длинный стол, способный спокойно вместить за собой всех членов экипажа, и как только собралась приступить к трапезе, в помещение ввалился Просто Бог собственной персоной.
Почему ввалился?
Ну, это так, чтобы вы понимали — бегемот в будуар провальсировать не может, только ввалиться.
Необъятная двухметровая туша Стэнфорда практически оккупировала пространство камбуза нахрапом, и его как-то неожиданно стало мало, что ли.
Мурлыча себе под нос какую-то веселую песенку, папа Стэн заметил меня и сначала радостно подмигнул, а уже после полез обносить полки несчастного холодильника. Просто неприлично сияющее бодростью и здоровьем лицо мужчины свидетельствовало о явно приятно проведенной ночи, что на ужасно не выспавшуюся меня действовало прямо-таки раздражающе.
Стэнфорд между тем двинулся в мою сторону, глядя на меня с каким-то крайне подозрительным нездорово-счастливым выражением. И стоило мне открыть рот, чтобы возмущенно брякнуть очередную колкость, о которой я потом совершенно точно бы пожалела, как его вероломно заткнули сырой морковкой, а Просто Бог, задорно похрустывая точно такой же, бесцеремонно увалился со мной рядом.