— Дорогая, это наш уважаемый русский гость.
Захлопнув книгу, женщина глянула озорно, вдруг поднялась и проговорила чуть хриплым голосом по-французски:
— Унтер-офицер Халиде отдает честь генералу Фрунзе!
Еще в Баку Фрунзе краем уха слышал, что в Ангоре живет женщина — живой символ борющейся Анатолии, легендарная Халиде. Она писательница и воин, сестра милосердия и педагог, профессор и кавалерист. С шарфом, развевающимся за спиной, летит впереди эскадрона в бой. Воинское звание у нее — чауш, унтер-офицер, и она же первая в Турции женщина — член правительства, комиссар просвещения…
Халиде обращалась к Фрунзе и по-английски — ведь еще девочкой училась в американском колледже, открытом в Константинополе, а высшее образование она, дочь государственного секретаря при султане, получила в Лондоне. После этого и стала профессором Константинопольского университета. Она действительно воевала, ухаживала за ранеными, в Сирии во время мировой войны заведовала сиротским домом для детей павших воинов. После Мудросского перемирия Халиде в Константинополе резко выступала на митингах против султана и оккупантов. С трибуны под носом у сэра Харингтона стегала захватчиков и главарей иттихада — Энвер-пашу и других — за их зверскую шовинистическую политику. Взывала: «Сограждане, поднимайтесь!» Султанский суд заочно приговорил ее к смертной казни, так же как и Мустафу Кемаля и Февзи. В крестьянском платье Халиде бежала в Анатолию. Во время Сакарийской битвы она была и в бою, потом в полевом штабе фронта переводила на иностранные языки военные сводки Мустафы Кемаля. Она недолго пробыла комиссаром просвещения, больше сотрудничала в правительственной газете. Ее видели то в ложе прессы Национального собрания, то в кабинетах векилей. Ее муж, доктор Аднан-бей, был заместителем председателя Собрания, то есть Мустафы Кемаля, но рядом с ней выглядел бледным, совсем скромным… (Абилов говорил, что Аднан — «рефетист».)
— Когда узнала, что вы сегодня будете здесь, я приехала: хочу увидеть, чем отличается и в чем схож русский полководец с турецким…
— Для чего это? — улыбнулся Фрунзе.
— Ищу общее в справедливой войне за освобождение, где бы ни происходила: я пишу повесть о яростной борьбе Анатолии, оказавшейся в «Огненной рубашке», — так будет называться моя книга, — надетой на живое тело народа бессердечным Западом. Эта моя работа принадлежит Сакарье…
— Надеюсь, эту книгу мы прочтем и на русском языке, — сказал Фрунзе.
— Сколько открыто у вас сиротских домов? Как спасают детей от голода? — спрашивала Халиде.