Кто усомнился бы в ее симпатиях: не только военная интеллигенция (Фрунзе вспомнил полковника Сабита Сами) с надеждой смотрела на Россию. Но два с половиной года назад Халиде надеялась на Америку. Из Константинополя писала тогда Мустафе в ответ на его письмо, убеждая его стать под американское руководство. Ее увлек президент Вудро Вильсон — сладкими речами о справедливом мире, о свободе морей. А затем подвел, согласившись на оккупацию Смирны; Восточную Фракию, сказал, и даже столицу, Константинополь, туркам не оставлять… И вот за помощь благодарить надо Россию…
Таких людей, как Халиде, заблуждающихся, но честных, рассказывал потом Абилов, Мустафа шаг за шагом выводил из тумана иллюзии…
Фрунзе ответил на вопрос о детсадах, заметил:
— А я думал, что унтер-офицер Халиде грозно спросит меня о красных войсках, будто бы подтянутых к турецкой границе.
— Чауш не спрашивает, он только выслушивает приказ и выполняет, — отшутилась Халиде и другим, глубоким голосом проговорила: — Благодарю Россию за то, что на огненную Анатолию не напала!
Халиде будто не чауш, а сам верховный главнокомандующий:
— Я благодарю! Настанет час — поеду в Россию, напишу о героях.
В непринужденном разговоре Фрунзе проводил мысль, что и в будущем Россия не нападет. Доктор Аднан и Хикмет отмалчивались.
…Хикмет проводил гостей до комнаты председателя векялета:
— Разреши войти, паша, — сказал, приоткрыв дверь.
За столом сидел — руки на столешнице — человек с запорожскими усами, едва ли не в форме красного комдива: кубанка набекрень, поношенный френч. Опустив толстые веки, он, казалось, дремал. Это и был друг Мустафы Кемаля, Февзи-паша.
Он прищурился, хотел было встать навстречу. Однако лишь взглянул, похоже, всевидящим оком. Открытое пренебрежение церемонной вежливостью. Хикмет вышел, и, попросив Абилова перевести, Февзи начал прямо:
— Отсутствие Мустафы и Юсуфа имеет свое значение…
— Хикмет заявил об особых трудностях… Не может ли скорейшее начало переговоров как раз и устранить их?
— Подождем Мустафу. Наше положение в самом деле очень трудное.
— В пути я сталкивался с личностями с камнем за пазухой…
— Это и против Мустафы, человека более чем выдающегося…
— Наше мнение о Гази основано на его больших делах, — сказал Фрунзе. — Но не ясна причина отсрочки переговоров.
— Обстоятельства, в них причина. Не в душе Мустафы. Он единственный и великий вождь новой Турции. Соединяет в себе таланты военный, политический, дипломатический. Смелость и доброту в характере. Один только недостаток — халатное отношение к мусульманским обычаям.