Чувствовалось, что эта мысль родилась в голове Рауфа только что. А может быть, ее подсказал увертливый Рефет.
— Вопросы о делегации Фрунже, — звучал голос Рауфа.
Кемаль спокойно перебил:
— По странному стечению обстоятельств, Хюсейн, и меня занимают те же. По-видимому, нужно пригласить и Февзи-пашу.
Рауф неохотно согласился. Кемаль сказал:
— Нет сомнения, что я приглашу и Февзи…
— Хорошо, пригласи. В таком случае ждем вас обоих, — уже другим тоном проговорил Рауф.
— Нет, Хюсейн, — перебил Кемаль. — Это я жду вас обоих, тебя и Рефета… Я нахожусь у себя… Вы оба будете у меня через тридцать минут.
Молчание, потом тихий голос Рауфа:
— Хо-ро-шо…
Положив скрещенные руки на стол, а на руки — голову в папахе, Кемаль закрыл глаза… История Турции последних лет слилась с его жизнью. Он оказался во власти им же задуманного дела, в крепких руках, из которых уже никогда не вырваться, как не вырваться из жизни, пока жив.
Все началось с невыносимого диктата западных держав, отчетливо выявилась вся глупость и трусость константинопольских царедворцев — рабов своего кошелька. Энвер с компанией, те, кто бросил в войну и разорил страну, покинули ее, спасаясь. Вахидеддин, новый султан, также занят лишь спасением своей персоны и трона. Пусть и самыми низкими средствами. Его правительство лишено сил, достоинства и смелости. Беспрекословно повинуется Антанте, лишь бы существовать. Безропотно уступает ей самую столицу.
Он ушел в Анатолию. Военные формирования вопреки двору он сохранил для борьбы… Поставил командиров-патриотов. Обеспечивать себе легкость в борьбе — не значит ли идти к поражению? Он осиливал обстоятельства потому, что шел навстречу опасности…
Где уж там двору подумать о судьбе родины, хоть немного — по совести — о невыносимой жизни простонародья. Он же, Кемаль, сын мелкого чиновника, генерал, ночевавший в окопах, видел солдат-крестьян… Султан и его прихвостни боятся их. А его, Кемаля, как раз и наполняла силой мысль о суровой солдатской Анатолии, что идет за родину биться. Эта солдатская сила придала ему, генералу, уверенность. От уверенности родилась смелость.
Столица падишахов называет бандитами анатолийских крестьян, поднявшихся на защиту своих сел. А ведь Турции не обойтись без них, без этих пастухов, земледельцев, без этой ханум, смелой женщины — командира партизанского отряда, помогавшего армии отбивать бесчеловечный натиск врага. Кто же другой защитит права страны, если не эти нищие хлебопашцы и чабаны, ставшие солдатами, не эти анатолийские женщины, по мысли султанского двора — «жены бандитов», вместо мужей, ушедших на фронт, пашущие и засевающие землю, таскающие дрова из леса, возящие хлеб на базар, с ребенком на руках — в дождь, грязь, холод и жару — на арбах доставляющие на фронт военное снаряжение… Хорошо, что они верят ему, беспрекословно идут в бой…