Фрунзе с наслаждением вдохнул морозный воздух. В высоком с бледными звездами небе стояла трехдневная молодая луна — серебряный серпик рожками влево. Запели петухи. Но как ни хороша была ночь над Анатолийским плоскогорьем, эта луна, одинаково освещавшая мир, думать надо было об обратной дороге…
— Если получим оружие, то победим, — о своем сказал Кемаль. — Тыл укрепляется… Бандитское движение Понта сходит на нет…
Фрунзе не забывал картин мертвых селений, но в Ангоре убедился, что генштаб делает все для подавления жестоких националистических сил как одной, так и другой стороны. Это было трудное дело. На память пришел мятеж в Семиречье: кулацкие и анархистские заводилы в одном из полков едва не растерзали Дмитрия Фурманова и его товарищей за одни только высказанные помыслы вернуть земли туземцам-киргизам, бежавшим от казацких нагаек и сабель в Китай, а затем вернувшимся…
Сепаратистское выступление Понта, о котором упомянул Кемаль, держалось на национальной розни. Как и наметили с Андерсом в дороге, Фрунзе сказал Кемалю, что национальная рознь — людская беда, большое несчастье, с которым революции необходимо справиться, Кемаль ответил:
— Общее несчастье, как для одних, так и для других. Я знаю: угнетать другой народ — несчастье и для угнетающего. Пока я жив, новая Турция на это не пойдет! Еще до разгрома королевских наемных дивизий мы разогнали халифатские и другие группировки, которые разжигали национальную рознь. Мы не допустим новых столкновений. Нет!
Вернулись в помещение. В лампы уже добавлен керосин. Поздно ночью заговорили разгоряченные вином пирующие. Разудалые русские и милые украинские песни перемежались печально-вибрирующими турецкими. Мелко перебирая ногами, турок ходил под бубен и зурну, вертелся волчком, плясал, пока не упал. Аскеры закатали его в бурку, вынесли и сунули в экипаж.
Кемаль выпил рюмку, усмехнулся:
— Завтра скажут: хмельной Мустафа и бегал, и на барабане играл.
Покачиваясь и осушая платком губы, мокрые от вина, к Фрунзе подошел векиль национальной обороны Рефет:
— Зачем ты сказал, что я — империалист? Ты меня скомпрометировал. Послов не вызывают на дуэль. Что делать?
Ответил Кемаль:
— Прежде всего выспаться. Потом проверить свое соответствие должности.
— Не имею должности! Это фикция, не должность! — по-французски воскликнул Рефет и подал знак адъютанту ехать.
Оставив свои трубы, подсели к столу музыканты. Песни постепенно умолкли. Пир становился тише. Один из музыкантов заснул на полу в углу.
На воле снова пропели петухи. Стали гаснуть звезды. Кемаль вышел, посмотрел на небо и, окруженный лазами, уехал.