Подъехали ближе. Действительно, однорукий, но не Мемед. Однако тоже разговорчивый:
— Селям олейкюм, паша! Я слышал о тебе…
— Олейкюм селям! — Вслед за Андерсом Фрунзе соскочил с коня. — Побеседуем, если ты не против. Есть вопрос…
— Отвечу, как смогу. Без затей и не таясь…
— Как по-твоему, Черкес Эдхем был прав или не прав?
— Некоторое время он был прав. Пока честно воевал вместе со всеми, идя одной дорогой. Потом он потерял дорогу и полез на стенку…
Рассмеялись. Фрунзе спросил:
— И вы все жалеете, что… на стенку?
— Как не жалеть, когда умный глупым становится! Получился вред: много покалеченных, выгода врагу… Почти все жалеют: Эдхем ведь обещал…
— Понятно, алдаш. Спасибо! — Фрунзе вскочил на коня. — Прощай!
Сейчас Фрунзе жалел о том, что из боязни вмешательства во внутренние дела, — хотя вполне допустимы, как выражался Чичерин, «платонические пожелания», — не посоветовал Кемалю настойчиво: во что бы то ни стало вызволяй крестьян из-под гнета ростовщиков, помещиков! Хотя бы освободил крестьян от вековечных долгов. Уже этим погасил бы тлеющую опасность междоусобицы, которую могут разжечь Эдхемы, люди, вольно или невольно ставящие крестьян на защиту султана, а с ним и Антанты, и таким образом обрекающие освободительную борьбу на поражение…
Правда, во время прощальной встречи сам Кемаль, пусть и глухо, говорил о помощи хлебопашцам и пастухам… «после победы».
«Так какое ж свое мнение доложу Москве — пойдет или не пойдет крестьянин за каким-нибудь новым Эдхемом? — раздумывал Фрунзе. Решил: — У крестьян теперь опыт. Инстинкт и здравый смысл ведут в армию Кемаля, Законность перевесит. Поэтому Кемаль справится с призраком Эдхема. Кемаля поддержат подлинные турецкие коммунисты. Необходимо, чтобы кавказские товарищи всё это уяснили себе».
Фрунзе отличал людей собранных и цельных. Их жизнь развивалась в одном, избранном ими направлении. Как бы ни терзала, куда бы ни забрасывала судьба, их идея оставалась непоколебимой. Таких людей было много среди грамотных рабочих, среди умных выносливых мужиков, скажем, в его, Фрунзе, воронежской родне со стороны матери. Их было много среди интеллигентов: не боялись ни каземата, ни самой смерти. Их пример помогал и ему — на каторге, в тюрьме после смертного приговора… К знающим дело своей жизни Фрунзе относил теперь и Мустафу Кемаля, человека могучего духа.
Другие люди не видели своего дела, и их носило в жизни, как щепку. Они легко — и искренне! — меняли воззрения. Их поступки часто были необъяснимы. Они и сами не знали, что сделают завтра. Они властолюбивы. Они сейчас ласковы и нежны, а через минуту жестоки и коварны. Из таких и выходили авантюристы, весьма способные. К таким Фрунзе относил Слащева, Махно и теперь Эдхема. Сознание своей власти действовало на них, как морская вода: пьешь, а жажда резче. По-видимому, упоение силой своего оружия отвлекло смелого Черкеса Эдхема от реальностей…