— Если можно, Михаил Васильевич, — о войске, об армии… Я запишу.
— В общем еще большая раздробленность и разношерстность, у многих помещиков личные вооруженные отряды, — отвечал Фрунзе. — Но над всеми теперь берет верх регулярная национальная армия. Анархистская партизанщина подавлена. Друзья Кемаля, генералы Февзи и Исмет, преданы ему, а те, которые лгут ему в глаза, не имеют веса. Именно здесь была неточность в оценках Нацаренуса, я уже писал об этом. Ну, и в моих оценках, прошу вас, сделайте поправки на месте: они могут оказаться вчерашними — ведь обстановка быстро и непредвиденно меняется.
— Постараемся со Звонаревым вникнуть, разобраться, — сказал Аралов. — А что характерно для оперативных замыслов главкома турок?
— Решительность и широта! И это соответствует освободительным целям борьбы, — без колебаний ответил Фрунзе. — Вспоминаю слова Ильича о ставке большевиков на рабочих и крестьян «до последнего издыхания». Кемаль этого не знает, но чувствует, что без народа не справится. А народ храбрый, прямодушный, трудолюбивый. Чудесный народ! Рассказы о его дикости, о зверстве целого народа — невероятная чепуха. Турецкий крестьянин не хочет жить, как зверь… Квалифицированных рабочих ничтожно мало, не более трех тысяч человек. Это на тринадцать миллионов населения! Но страна проснулась… Мы договорились о расширении торговли, о совместной эксплуатации некоторых рудников. Не исключено, что придет время, когда Турция и Армения начнут ставить общие заводы, совместно использовать богатства гор… Мы оставим нашим детям и внукам в наследство мир между нашими народами…
Взяв сигарету из портсигара, Фрунзе попросил Ваню открыть нижнюю часть оконной рамы — турецкую форточку. Послышалось море… Фрунзе продолжал:
— Я был в частях. Пришел к выводу, что победа турецкой армии обеспечена, несмотря на техническое преимущество короля…
Фрунзе рассказал о дорогах, об опасных участках ее, о мостах и туннелях, о транспорте вообще, и какой огромный путь предстоит пройти стране. Люди это понимают, надеются на помощь России; в Иозгатском лазарете, рассказывали, турецкие раненые солдаты целовали газету с сообщениями о победе Красной Армии…
— За турок не агитируйте нас, Михаил Васильевич…
Московское посольство прибыло в Самсун на речном колесном пароходике «Феликс Дзержинский». Он продвигался осторожно вдоль берега. На виду города Ризе его окружили многочисленные лодки — турки бросали на палубу цветы.
— Затолкали к нам на борт корзинищи с апельсинами, — рассказывал Аралов. — Платы не берут! Машут платками, кричат: «Браво, Россия!» Я тут же и подумал: это — через Фрунзе, видимо, он сердца завоевал, вот и нам внимание… Последний вопрос. С нами едет турецкий журналист Ахмет-бей. Говорит, что эпопея Энвера, оказавшегося в Бухаре, не ясна. Дескать, как он мог туда попасть, потом таинственно исчезнуть на охоте и стать во главе мятежников? Зачем это ему нужно? Как он мог получить деньги от англичан, которых ненавидит? Словом, не во главе мятежников он, а Советам служит.