– Ты все это устроила, потому что он на меня запал? – хрипло выдыхаю я.
Она действительно сумасшедшая. А я… мне надо как-то отсюда выбираться, поэтому сейчас я пытаюсь ослабить веревку, шевеля запястьями.
– Пф… – Ромина дергает плечом. – Сдался он мне. Когда его авторитет рухнет, от Лайтнера К’ярда не останется ничего, кроме обломков его самолюбия.
– Тогда почему?!
– Потому что ты бросила мне вызов у всех на глазах. Ты осмелилась мне дерзить, и все это видели.
– Не лучше ли поставить меня на место при всех? – Я все еще пытаюсь до нее достучаться. – Сделать так, чтобы все видели мое унижение.
Веревка впивается в кожу с такой силой, что я стискиваю зубы, но вида не подаю. Кажется, она начинает поддаваться.
– Сдалось мне твое унижение. – Она смотрит на меня сверху вниз. – Я просто не хочу, чтобы ты отравляла Кэйпдор своим присутствием.
Ромина наклоняется совсем близко ко мне, морщит нос, из-за чего ее холеное и в общем-то красивое лицо превращается в зловещую маску.
– От тебя воняет, калейдоскопница.
Решение приходит внезапно. Я с силой ударяю ее головой в подбородок, дергаю руки и чуть ли не ору от боли в запястье. Ромина с воплем валится на пол салона, я же чувствую свободу и бью онемевшими пальцами в крепление ремней. Они отстегиваются, следующий рывок – в направлении дверцы.
– Помогите! – ору я во все горло, глотая холодный воздух.
И понимаю, что все бесполезно. Огни, которые я видела, – это огни застывшей поодаль громады Ландорхорнского химкомбината и плавучих фонарей, которые мечутся туда-сюда под сильными порывами ветра. Мы на окраине города, на побережье, волны идут одна за другой, поднимаясь все выше. Рев океана перебивает крик Ромины, которая рывком хватает меня за волосы и втягивает обратно в салон:
– Ты выбила мне зуб, надра!
От оплеухи из глаз сыплются искры, ошалевшие парни тут же подбегают к нам.
– Все, – цедит Ромина, прикладывая ко рту белоснежный платок с вензелями семьи. – Летим. Она уже достаточно пришла в себя.
Нет. Нет, нет, нет! Я рычу, кусаюсь, царапаюсь. Кому-то достается пяткой в пах, и раздается вой, но против троих парней и взбешенной Ромины моих сил все равно не хватает. На сей раз руки стягивают так, что боль прошивает предплечья, кульком швыряют на пол, а усевшиеся на заднее сиденье въерха и ее дружок ставят на меня ноги.
– Так-то лучше, – доносится сверху смешок.
– Роми, ты уверена? – растерянный голос с водительского сиденья. – Там едхов шторм…
– И будет еще более едхов, если ты немедленно не поднимешь этот драндулет в воздух.
Эйрлат взлетает. Все выше, выше и выше, если не ошибаюсь, мы уже нарушили все допустимые правила: машинам запрещается подниматься выше семи валлов, но по ощущениям мы уже на двадцати. Только по ощущениям, потому что вижу я исключительно пол салона.