– Что – Алетта? – кричит он.
Говорить иначе не получается, потому что ветер ревет со страшной силой, а волна идет за волной. Здесь, за чертой города, нет никаких силовых щитов… За чертой города!
– Алетта… они чем-то накачали ее и бросили в парке… это она привела меня к ним.
Я хватаюсь за голову и стискиваю ее, словно это может помочь. К’ярд делает ко мне шаг и вцепляется в локоть.
– Если хочешь ее спасти – идем.
Почему-то именно этот резкий тон пробуждает сознание и избавляет от истерики.
– У меня дома сестры одни! – дергаюсь. – Ромина…
– Ромина, – ее имя он почти выплевывает, – сейчас на пути домой.
Откуда он это знает, не представляю и не хочу уточнять. Меня колотит так, что я не могу вздохнуть, но, пока мы идем, перед глазами мало-мальски складывается картина. Загородное побережье, мыс, обрушивающиеся за спиной волны, от которых я ухожу все дальше, а впереди разрывающий тьму огонек окна. Дом?! Откуда здесь дом?
Первый порыв – вырваться и бежать, но бежать некуда. Да и незачем, потому что, судя по всему, из воды меня вытащил именно Кярд. Как, почему, как нас не убили эти жуткие волны – все это не важно, важно только то, что я сейчас дышу. Понемногу мысли успокаиваются, я заставляю себя глубоко дышать, как на тренировках. Вряд ли Ромина сунется к моим сестрам, скорее всего, она сейчас действительно на пути домой. Завернется в пледик и будет чатиться с подружками о непогоде.
При мысли об этом меня передергивает. К’ярд вытаскивает из кармана что-то, отдаленно напоминающее ключи от эйрлата.
– Они водонепроницаемые, – бросает мне.
Как будто я спрашивала. Нажимает что-то, и, когда мы подходим к дому, рядом с нами опускается эйрлат. От него я тоже шарахаюсь – наверное, теперь буду шарахаться от всего, что летает. Он же, напротив, шагает к нему и достает тапет.
Дальше все происходит как в едховом сне: я сижу в доме странного парня, абсолютно лысого, зато с бородой. Серьги-тоннели, растянувшие его уши, разные – удивительно, почему я отмечаю этот идиотский факт. Еще мне приносят плед и сажают поближе к огню (попытка заставить меня снять мокрую одежду не увенчалась успехом), так что перед настоящим, выложенным камнями камином я сижу в пледе и стучу зубами, несмотря на жар от огня.
Кружка с горячим настоем дрожит в руках. К’ярд с кем-то говорит, я слышу его голос, он звучит в ушах как рев океана. Тем не менее смотрю я исключительно на огонь: его танец завораживает, и не хочется отводить глаз. Впрочем, отвести их я не могла бы при всем желании: глаза тяжелые, как и я вся.
«Вода – это жизнь». Что только не услышишь, находясь на пороге смерти. Да я теперь в жизни к воде не подойду.