– И даже с таким, как его дружок. Хорош, едхов красавчик! Но после того, как у тебя будет интрижка с К’ярдом, на тебя совсем по-другому посмотрят. Дело тебе говорю.
– Извини, мне сестра пишет, – вытаскиваю тапет раньше, чем она успевает продолжить, и утыкаюсь в него.
Пару минут Алетта безуспешно пытается изогнуть шею так, чтобы подсмотреть, что отображается на моем экране, потом обиженно отворачивается. С тапетом я не расстаюсь до конечной платформы и, только когда мы выходим, направляясь к ближайшей станции гусеницы, убираю его в сумку.
– Я бы и в Шестом не отказалась жить, – оглядываясь, Алетта поднимает вверх большой палец.
И тут до меня доходит кое-что еще. Вечеринка. Она уговаривала меня пойти на вечеринку только затем, чтобы я позвала ее с собой.
– Ты ведь никогда всерьез не считала, что К’ярд станет мне помогать, правда?
Эти слова заглушает ропот выходящей и входящей толпы, которая вносит нас в гусеницу. Я едва успеваю ухватиться за поручни, чтобы меня не прижало к стенке.
– С чего ты взяла? – бормочет Алетта, но отводит глаза, и я понимаю: правда.
На самом деле она тут ни при чем, я сама дура. И дело даже не в том, что я поверила в то, во что хотела верить больше всего, – в то, что он действительно мне поможет. Дело в том, что я поверила, что могу так поступить.
– Я не иду на вечеринку. – Слова срываются с губ в тот момент, когда гусеница трогается с места.
– Эй-эй-эй! Подруга! Не знаю, что ты там себе надумала…
– Ничего. Не могу я так поступить, Летта, и точка.
– Так – это как?!
– Не могу использовать… отношения, чтобы… – Мне не хватает слов, чтобы все это сформулировать, но кажется, сейчас мне впервые за последние пару дней становится легче.
– Использовать? – Губы Летты кривятся. – Да брось! Он точно так же тебя использует, так что у вас это взаимно. Если ты умно себя поведешь – найдешь сестру, а может, и много чего еще.
– Это мерзко, – выплевываю я раньше, чем успеваю остановиться.
Летта раздувает ноздри.
– Мерзко? – шипит она.
Так тихо, что ее слышу только я, а впрочем, во всем этом вагоне до нас никому нет ни малейшего дела. У большинства уши запечатаны ракушками, у меньшинства – мозги информацией с тапетов, которые они умудряются держать в руках.
– Мерзко подыхать с голоду, Вир. Мерзко дышать той гадостью или ждать, когда твой дом случайно смоет волна из-за недостаточной силы щитов. Мерзко знать, что твоя сестра пропала, а ты ничем не можешь помочь.
– Я. Не. Иду. На. Вечеринку.
– Дура! – цедит Летта. – Какая же ты дура. Ты хоть понимаешь, от чего сейчас отказываешься?