Непреходящее значение Ноздрева как русского типа отметил Н. А. Бердяев в «Духах русской революции»: «Ноздрев говорил: «Вот граница! Все, что ни видишь по эту сторону, – все это мое, и даже по ту сторону, весь этот лес, который вон синеет, и все, что за лесом, – все мое». В большей части присвоений революции есть что-то ноздревское. Личина подменяет личность. Повсюду маски и двойники, гримасы и клочья человека. Изолгание бытия правит революцией. Все призрачно. Призрачны все партии, призрачны все власти, призрачны все герои революции. Нигде нельзя нащупать твердого бытия, нигде нельзя увидеть ясного человеческого лика. Эта призрачность, эта неонтологичность родилась от лживости. Гоголь раскрыл ее в русской стихии».
Михаил Семенович Собакевич на первый взгляд производит впечатление человека положительного и основательного во всех отношениях. Его имя указывает на сходство с медведем, всячески подчеркиваемое Гоголем. По определению писателя, Собакевич «такой медведь, который уже побывал в руках, умеет и перевертываться, и делать разные штуки на вопросы: «А покажи, Миша, как бабы парятся» или: «А как, Миша, малые ребята горох крадут?» Чичиков замечает по поводу Собакевича: «Нет, кто уж кулак, тому не разогнуться в ладонь! А разогни кулаку один или два пальца, выйдет еще хуже. Попробуй он слегка верхушек какой-нибудь науки, даст он знать потом, занявши место повиднее, всем тем, которые в самом деле узнали какую-нибудь науку. Да еще, пожалуй, скажет потом: «Дай-ка себя покажу!» Да такое выдумает мудрое постановление, что многим придется солоно… Эх, если бы все кулаки!..» В черновом наброске заключительной главы то ли первого, то ли второго тома поэмы Гоголь так определяет его: «…плут Собакевич, уж вовсе не благородный по духу и чувствам, однако ж не разорил мужиков, не допустил их быть ни пьяницами, ни праздношатайками».
В образе Собакевича отразился, в частности, историк Михаил Петрович Погодин (1800–1875), друг Гоголя. Характеристика Собакевича как кулака, по всей вероятности, восходит к ссоре Гоголя с Погодиным, когда последний отказался выдать ранее оговоренные авторские оттиски повести «Рим». Как вспоминал М. С. Щепкин, Гоголь признался ему: «Ах, вы не знаете, что значит иметь дело с кулаком!» – «Так зачем же вы связываетесь с ним?» – подхватил я. – «Затем, что я задолжал ему шесть тысяч рублей ассигнациями: вот он и жмет. Терпеть не могу печататься в журналах, – нет, вырвал-таки у меня эту статью! И что же, как же ее напечатал? Не дал даже выправить хоть в корректуре. Почему уж это так, он один это знает». Ну, подумал я, потому это так, что иначе он не сумеет: это его (Погодина. –