— Дешево отделался.
— Это как посмотреть. Началась гангрена, и пришлось отрезать всю руку.
Едва мы вышли в открытое море, Гузман взял курс на юг, на небольшой остров, видимый на горизонте. Я заглянул в карту.
— Это Баррингтон?
Он отрицательно покачал головой.
— Худ. Баррингтон по левому борту.
— Но Баррингтон расположен на середине пути к Санта-Круз. Почему мы напрямую не пойдем туда?
— Из-за ветра… Дует справа, такой путь будет в два раза дольше. Предпочитаю выйти в открытое море, подойти к Худ и потом повернуть. Оттуда Юго-Восточный ветер подхватит нас, и мы как стрела долетим до залива Академи-Бэй на Санта-Круз.
Я промолчал. Гузман казался человеком, знающим свое дело. Я задремал. Солнце палило нещадно, когда я открыл глаза, увидел перед собой очертания острова Худ.
Он не был большим, но с того места, откуда мы смотрели на него, выглядел черным, с отвесными скалами, поднимающимися из воды, покрытыми колючими кустарниками, бурыми от солнечных лучей, неприветливым.
— И кто тут живет?
— А никто… Здесь нет ни воды, ни еды. Это проклятая скала. Я понять не могу, как тот дьявол Оберлус смог прожить тут столько лет.
— А кто это такой Оберлус?
— Уфф! Он умер почти двести лет назад, но бухта до сих пор носит его имя. Ненормальный, дьявол, а не человек. Рассказывают, что страшнее него обличием еще не рождался ни один человек, и потому он поселился здесь, на этих камнях, где только своим видом мог испугать птиц, черепах, да тюленей. Еще говорят, что душа его была изуродована хуже, чем тело.
Он досконально изучил каждую трещинку, каждую пещеру на острове. И когда какое-нибудь судно причаливало к этим берегам, чтобы поохотиться на черепах или поискать дерево для ремонта, он ухитрялся каким-то образом похитить кого-нибудь из экипажа, спрятать на острове и затем превратить в раба. Рассказывают, что у него было с полдюжины человек. Держал их связанными и заставлял работать на себя, словно животных, и, конечно же, люди умирали от голода и плохого обращения. Еще ходят слухи, что он не гнушался насиловать их… Вы понимаете о чем я говорю.
— И чем они здесь питались?
— Галапагосами, рыбой, немного картофеля, тыквы, что высаживали среди камней, когда дождь шел.
— Я полагал, что галапагосы не водились на Худе.
— Теперь их здесь нет. Пираты, китобои и Оберлус всех съели… но раньше жили здесь, и разновидность отличная от остальных.
— А что произошло потом с Оберлусом.
— Однажды он украл с одного китобойного судна лодку, согнал туда всех рабов, что оставались у него в живых, и взял курс на континент. Смог добраться только до Гуаякиля. Во время путешествия, чтобы утолить жажду, пил кровь своих рабов. Настоящее чудовище, не человек вовсе. Сгнил в тюремной камере в Пайята, с обвинением, среди прочего, в колдовстве.