С «батей» серьезно и крепко пожали руки. Потом, не разжимая пожатия, обнялись.
– Лексей! Ты, это, давай, – не подкачай! Мне прежде за тебя краснеть приходилось, только когда ты в школе по малолетству дурил. Так что теперь хочу тобой исключительно гордиться, – не посрами нашу фамилию. – Взгляд в глаза. Серьезный. Хотя чую, у него кошечки тоже на душе скребут. Мейн-куны как минимум, а может, и манулы.
– Ты побереги себя. – Это Дарья Никитична обнимает и целует меня. И моя щека становится немножко мокрой от ее слез.
– Он постарается! – попытался изобразить Никулина. Не очень получилось, да и фильм выйдет лет на двадцать позднее. Теперь я ее осторожно обнял и прошептал на ухо:
– Ждите меня. Что бы ни случилось, что бы вам ни написали или ни сказали. Я обязательно вернусь – у меня дома еще дел невпроворот!
А теперь и Ниночку надо подбодрить.
– Ну что, мелкая? Обнимашки?
Пришлось присесть, чтобы ее обнять.
– Мокроту отставить! Задание тебе – следить за своим здоровьем, пить рыбий жир и обязательно хорошо учиться. Я еще буду в письмах писать и рассказывать, как у меня дела. А потом, после Войны, отведу тебя в спортивную секцию. Есть такой красивый вид спорта, который только для девчонок. Называется «художественная гимнастика». Станешь заниматься?
– Угу.
– Приеду – проверю, как ты выполняешь школьные задания.
Ну всё – вон и водила уже нетерпеливо поглядывает. Кроме того, всем надо спешить по делам – кому в школу, кому в госпиталь, кому на фабрику.
Отошел на несколько шагов, помахал снятой ушанкой и скорее забрался в фанерную кабину изделия советского автопрома. Трехтонка? ЗИС? Шильдик рассмотреть не успел. А урчит-то как! Весь народ по дороге перебудим. Ну и ладно, и так людям уже пора вставать, а то будильники здесь – редкость.
Поехали.
Водитель десантировал меня в самом центре Щелкова – сразу за мостом у церкви. Странного такого вида – нехарактерен у нас готический стиль. Шофер сказал, что он не знает, куда мне дальше идти, но при этом пожелал доброй дороги. Кургузый грузовичок, застеленный сверху сероватым брезентом, пофыркал, поурчал и укатил, выпустив на прощание клубы сизого дыма. Ладно, «язык до Киева доведет». Вещмешок – «на плечо», «шагом марш». При этом помним, что «длинный язык может и до Колымы довести». А мне туда не хочется. Ничего, поплутал пару часиков. Сначала пошел не в ту сторону. Нагуляв аппетит, добрался до Хомутова {Воспоминания Андреева Ивана Ивановича, 810-й ШАП}. А потом уперся в КПП воинской части.
Боец, которого разглядел на дорожке за воротами, меня позабавил своим внешним видом. Буденовка, застегнутая так, что только глаза из-под козырька можно было разглядеть, бараний тулуп в пол, рукавицы размером с двенадцатиунцовые боксерские перчатки и трехлинейка со штыком. Сероватый овчинный тулуп был подпоясан брезентовым ремнем, на котором крепились целых два подсумка с запасными обоймами. Из-под тулупа торчат только носки валенок. Гроза диверсантов из «Бранденбурга». Хотя, с другой стороны, его главные задачи: «не допустить проникновения…» и «подать сигнал…» А с этим можно справиться и в тулупе. В ватнике или шинели двигаться, а также вести огонь, конечно, сподручнее. А вот насчет «постоять» при той же десяточке минусов – сильно сомневаюсь. Думаю, что «вратарю» тепло. Это в отличие от меня. Пенициллин вроде бы находится в стадии опытных разработок, так что воспаление легких будет совсем некстати.