За один день я не справился, писать очень тяжело было, но двое суток работал, где-то по полтора часа свободного времени в день у меня выходило, а когда закончил, передал нашему библиотекарю. Отправлять письма как раз её работа. Наверное, через цензуру пройдут, но я всё описал честно: и то, что их родственники герои, и что я представил их к наградам посмертно, указав поименно к каким.
В этот раз я снова сидел в библиотеке – уже, к слову, двадцать пятое июля было, – читал свежую прессу, когда за дверью в коридоре раздался шум, заставив меня с недоумением поднять голову и прислушаться. Библиотекарь наш, Галина Ивановна, тоже заинтересованно прислушалось. Да и остальные четверо в читальном зале пытались понять, что происходит. Встав из-за стола, одним текучим движением, на ходу поправляя больничную пижаму, я быстрым шагом направился к выходу. Что-то мне не нравится то, что снаружи творится.
Открыв дверь, я вышел в коридор и сразу разобрался в ситуации. Знакомый старший политрук, он сегодня документы получал в секретариате, форму у завсклада выписывали, стоял и, пьяно шатаясь, прижимал к себе молоденькую сестричку, лапая её, махал и угрожал наганом. Похоже, он был пьян до такой степени, что с трудом на ногах стоял и вряд ли понимал, что делает. Вообще кадр интересный. Попал под бомбёжку утром двадцать второго июня, двигаясь на пассажирском поезде к Бресту. Был эвакуирован без сознания в тяжелейшем состоянии с контузией. Лечился тут, и вот выписали наконец. Особого беспокойства не вызывал, разве что насмешил врачей, потребовав себе генеральскую палату, когда более-менее оклемался. По излечении он, похоже, собирался отбыть к фронту, да решил отметить с кем-то. Не знаю, тут отмечал или в городе, но увиденная картина мне сразу не понравилась. Пользуясь тем, что он ко мне спиной стоял, держа на прицеле двух мужчин-врачей и одну женщину-врача – санитарки прятались за углом, – я перехватил левой рукой вооруженную руку, сунув указательный палец под спусковой крючок, чтобы выстрелить не мог, а тот пытался, чуть палец мне не сломал, и единым рывков вырвал револьвер, после чего его же рукояткой ударил бедокура по голове. Старший политрук как сноп свалился на пол, я же, протянув руку испуганной до истерики сестричке – кажется, ещё школьница, класса из десятого, – помог подняться. Для зрителей всё произошло очень быстро: я возник у него за спиной, отобрал оружие, смазанный удар – и политрук лежит, а я уже поднимаю девушку.
– Держите, – протянул я наган главврачу. – Оружие придуркам не игрушка.