Эта встреча в Марокко открыла путь для исторического визита Садата в Иерусалим, состоявшегося через два месяца.
Переговоры с Египтом были в Израиле восприняты неоднозначно. Особенно большие опасения были у «Амана»: в своей ежегодной «Национальной разведывательной оценке» военная разведка сделала вывод о том, что процесс мирных договоренностей — блеф, что Садат пойдет по пути войны, а не мира. Впоследствии, пытаясь объяснить, почему тогда сложилась такая уверенность «Амана», генерал Газит заявил: «Садат принял решение, которое ранее не обсуждалось ни на одном уровне правительственной иерархии». Но тогда «Аман», больше всего опасаясь повторения утраты бдительности, информировал генерал-лейтенанта Мордехая Гура из генштаба, что поездка Садата может быть прикрытием для военного удара по Израилю. 19 ноября 1977 г. израильская армия была приведена в состояние повышенной боеготовности.
Но самого Садата это ничуть не смутило. Спустившись по трапу своего самолета в аэропорту Бен-Гуриона, он как ни в чем не бывало пожал руку генералу Гуру и с улыбкой сказал ему:
«Я приехал ради мира, а не ради войны».
…Три года спустя после того как в Кэмп-Дэвиде был подписан мирный договор, в ходе очередного визита Садата в Израиль египетский руководитель совершил поездку в Хайфу, где в его честь был устроен банкет. Заместитель египетского премьера Хасан Тохами готовился войти в банкетный зал, а в двух метрах от него стоял шеф «Моссада» Ицхак Хофи с женой. Тохами и Хофи сделали вид, что не знакомы друг с другом — ни рукопожатия, ни даже кивка головой.
Один израильский тележурналист, который знал о тайной встрече этих двух деятелей в Марокко, подковырнул Тохами: «Ну, хватит притворяться. Все это уже в учебниках истории».
Дружить хоть с чертом, по старым злым рецептам…
Но кроме большой «миротворческой» миссии, которая, как показало время, вполне лежала в русле исторического процесса и намного содействовала снижению напряженности на Ближнем Востоке, осуществлялось множество операций по линии разведывательного сообщества и тайной дипломатии, которые отчетливо несли следы прежних концепций и, по большому счету, уже не приносили положительных результатов.
Режим Бегина, например, установил отношения с несколькими весьма одиозными режимами. В Южной Америке Израиль продавал оружие и военные технологии Чили и Аргентине, где военные хунты едва скрывали свой антисемитизм. В обмен Израиль получил обещания военных диктаторов в Сантьяго и Буэнос-Айресе, что они будут защищать евреев и разрешать им покидать страну со своими накоплениями и собственностью. Эмиграция эта происходила — но в отнюдь не значительных масштабах; что же касается этих «союзов» в целом, то реальная польза от них для Израиля оказалась сомнительна. Выигрывал только военно-промышленный комплекс да обогащались частные торговцы оружием (о них будет рассказано позже), а что касается престижа государства и перспектив «легального» сотрудничества, то здесь баланс был просто отрицательным.