— Не надо ждать от жизни ничего хорошего — вот она и не разочарует. Когда-то наступит день, и я уеду отсюда, — сказала Валентина, ни к кому не обращаясь.
— Куда?..
— У меня есть план: за год или два собрать денег, да податься в Москву, поступить в медицинский. Если не получится — устроиться хоть санитаркой в какую-то центральную больницу. Туда всяких привозят. После выйти замуж за какого-то пациента-иностранца — хотя бы за югослава. А Югославия — это почти капстрана.
— А как же я?.. — возмутился Пашка.
— А что ты? Я, друг мой ситцевый, тебя насквозь вижу. Ты же как пришелец — так и ушелец. Нынче здесь — завтра там. На тебя надеяться — себя обмануть.
— Зато со мной весело.
— Да, это так… Только…
Из пачки Пашка извлек папироску, но уронил ее, тут же подобрал и, закуривая, пояснил:
— Что упало у солдата — то упало на газету.
Море заволакивала дымка. Аркадий посмотрел вдаль. Лодка с парусом исчезла — не то уплыла, не то утонула.
Сходиться на совещание начали где-то без семи минут. Являться раньше на заводе считалось дурным тоном — тот, кто появлялся ранее, мог заработать славу человека, который не знает, чем заняться. С иной стороны, Старик не любил, чтоб кто-то опаздывал. Прощалось это до известной меры только любимчику Старика — начальнику седьмого цеха Фролову, который практически жил на заводе. Задерживался допоздна, а когда уже не имело смысла идти домой — спал в своем кабинете на диване. Даже завел себе кошечку, которая обитала в том же кабинете. Затем Фролов прямо на рабочем месте закрутил роман с молоденькой нормировщицей из техбюро.
Завод его кормил, согревал, худо-бедно одевал. В бане всегда была горячая или хотя бы теплая вода.
Он мог наорать ни за что и даже наказать. Но после столь же безосновательно поощрял. То на то и выходило, и у Фролова была слава человека скорее справедливого.
И был бы он идеальным работником, если бы раз в месяц не срывался с резьбы и не напивался прямо на рабочем месте в совершенный хлам. Однажды он надрался до такой степени, что не мог попасть в проходные. И вохровцы не выпустили его в город, кстати, для его же безопасности. Фролов энергично возражал, разбил себе очки, начальнику караула — нос.
Утром о случившемся узнал Старик и постановил прикрепить к Фролову машину с шофером, дабы подобное безобразие не повторилось.
Но на сей раз Фролов пришел вовремя, сел около колонны. Явился Сигин, и закутавшись в наброшенный не по погоде плащ, задремал. Говорили, что Сигин умеет спать стоя.
Появился Ханин, и вокруг него тут же собрались производственные командиры, дабы почитать протоколы предыдущих совещаний, прокрутить еще раз: что сделано, а что еще надо сделать. Заговорили о том, что еще может вспомнить Старик помимо протокола.