Он собирался что-то сказать, может быть, выдать одно из своих идиотских пророчеств, и если бы я думал не о Валерии, а о нем, я бы, наверное, либо застыл на месте, либо попятился обратно к лифту и со всей силы нажал кнопку закрывания дверей. Но я разозлился, что он помешал моим мечтам, и мне сразу вспомнились слова профессора Беркетта, сказанные в тот день, когда я принес ему запеканку.
«Взаимное прикушение языков в ритуале Чудь – это лишь один из обрядов перед встречей с врагом, – сказал он. – Таких обрядов существует великое множество. Маори исполняют боевой танец для устрашения противника. Пилоты-камикадзе перед вылетом пили саке, которое считали волшебным, держа перед глазами фотографии своих целей. В Древнем Египте члены враждующих кланов били друг друга по лбу, прежде чем хвататься за копья, ножи и луки. Борцы сумо хлопают друг друга по плечам. Смысл этих действий всегда одинаков: Сейчас мы сойдемся в битве, в которой один из нас победит, а другой проиграет. Иными словами, Джейми, не надо высовывать язык. Просто хватай своего демона и держи изо всех сил».
Вместо того чтобы застыть или броситься наутек, я бездумно рванулся вперед, раскинув руки, словно собрался обнять лучшего друга после долгой разлуки. Помню, как я кричал, но, наверное, лишь у себя в голове, потому что никто из жильцов первого этажа не выскочил из квартиры, чтобы посмотреть, что происходит. Ухмылка Террьо – эта жуткая ухмылка, когда видна корка запекшейся крови между щекой и зубами, – тут же исчезла, и я увидел удивительную и прекрасную перемену: он меня испугался. Он отшатнулся, вжался спиной в дверь, ведущую в холл, но она открывалась в другую сторону и к тому же была заперта, и деться ему было некуда. Я его схватил.
Я не могу описать, как это происходило. Думается, это было бы не под силу и более одаренным писателям, так что я расскажу, как умею. Помните, я говорил, что рядом с Террьо мир дрожал и вибрировал, как гитарная струна? И когда я вцепился в него, все вокруг задрожало и затряслось. От этой дрожи у меня сводило зубы и ломило глаза. Но было и что-то еще, внутри Террьо. Что-то, что сделало Террьо своим вместилищем и не давало ему уйти туда, куда уходят все мертвые, когда обрывается их последняя связь с нашим миром.
Это была жуткая, злобная тварь, и она вопила, чтобы я ее отпустил. Или чтобы я отпустил Террьо. Может быть, никакой разницы не было. Тварь была зла на меня и напугана, но больше всего она была удивлена. Она никак не ожидала, что мне хватит смелости ее схватить.
Она дергалась и вырывалась и, я уверен, сумела бы вырваться, если бы Террьо не был прижат к запертой двери. Я был довольно-таки худосочным ребенком. Террьо был выше меня на пять дюймов и живым весил бы как минимум фунтов на сто больше меня, но он был мертвым. Живой была тварь, поселившаяся у него внутри, и я был абсолютно уверен, что она проникла в него, когда я заставил его отвечать на вопросы о последней бомбе.