Дмитрий Ефимович, безусловно, был необыкновенным человеком — Гением своей профессии! За годы обучения у Шелеста я заново оценил себя, свои способности, и это сыграло очень важную роль в моей дальнейшей жизни. Мне стало ясно, что нет нерешаемых задач и проблем — нужно просто подобрать правильный алгоритм для их решения. А я не бездарь, а человек с мозгами, способный на многое!
До сих пор с особой теплотой вспоминаю Дмитрия Ефимовича — очень сдержанного уравновешенного человека, классического учителя с картинки — слегка вьющиеся седые волосы, зачёсанные назад, строгий костюм. Это был человек высокой культуры, одинаково вежливо разговаривающий с учеником «бездарем» Сергеем и директором школы. Высокое общественное положение брата наложило свой отпечаток на его особу, но это больше проявлялось в уважительном отношении к нему окружающих. Сам же он вёл себя со всеми ровно, без чванства и высокомерия.
Я часто спрашивал себя потом, во взрослой жизни, почему, имея такого брата, Дмитрий Ефимович довольствовался должностью простого учителя в обычной, даже не престижной школе на окраине города? Ведь он легко мог занимать пост, если не Министра образования, то хотя бы его заместителя, или быть каким-нибудь высоким должностным лицом в этой сфере. А ответ на этот вопрос простой — Дмитрий Ефимович жил математикой, жил школой и своими учениками. Он по-настоящему искренне любил нас и отдавал нам всего себя! Он посвятил свою жизнь любимому делу, отбросив ненужные ему амбиции.
Сейчас я понимаю, что какая-то невидимая рука в определённый период времени подводила ко мне человека, который оказывался Учителем с большой буквы. Дмитрий Ефимович был таким человеком, но ещё раньше в моей жизни появился тренер по дзюдо Леонид Степанович Литвин.
Литвин и «юный дзержинец»
Я родился очень слабеньким. Впрочем, что можно было ожидать от ребёнка, появившегося почти сразу после войны у матери, проведшей страшные годы в оккупации? Причём не просто в качестве обычной горожанки, а партизанской связной. Опасное время и ситуации на грани жизни и смерти сказались на здоровье её ребёнка. В роддоме врачи потихоньку готовили маму к тому, что её сын — не жилец. Но решительные действия деда не позволили отправиться мне на тот свет раньше времени. Он заявился в роддом и, не обращая внимания на возражения персонала, забрал маму со мной и отправил под Киев, в село Фасивочка, к родне. Там меня отогрели на печке, отпоили травяными отварами, и я окреп.
Отец, к сожалению, оставил нас с мамой, когда мне исполнился всего лишь год, со словами: «Сдохнете с голоду без меня!» — и уехал покорять целину. Но мы выжили. Конечно, матери было очень тяжело и физически, и морально. Своего хилого ребёнка она вынуждена была отправить в недельный детский сад, а сама устроилась на завод. Я до сих пор помню это детское нетерпеливое ожидание субботы — когда наконец-то в группу вихрем ворвётся мама, обнимет и расцелует меня всего, быстро оденет, и мы, самые счастливые на земле, проведём время вместе до воскресного вечера. Мама ещё в то время вкусила все прелести работы в кругу заводского пролетариата. Именно поэтому спустя много лет она умоляла меня продолжать учёбу в школе и поступать в институт.