Ладько увидел Марту. Она вышла из клуба, оглянулась по сторонам — искала его.
— Марта! — позвал.
— Ты ждешь?
— Пойдем домой?
— Домой…
Возле Русавки Мартыненко остановил какой-то самосвал и попросил шофера подвезти их до Выдуба. Прожекторы освещали трассу и берега речки — подрывники работали и ночью. Турчин перебросил к карьерам несколько бригад экскаваторщиков, автоколонну, чтоб быстрее насыпать плотину водоема. Здесь работала и бригада Мартыненко.
— Я, Марта, пойду к своим хлопцам, посмотрю, как они там, — сказал Ладько.
— Переоделся бы, а то замерзнешь.
— Да ничего.
Шофер затормозил, и Мартыненко вышел из машины.
Марта поняла, что он просто не хотел оставаться с нею наедине после разговора с Чугаем. Он сказал все, а остальное должна была решать Марта.
Поблагодарив шофера, Марта сошла у городка. То ли от выпитой рюмки, то ли от морозного воздуха легко кружилась голова, как тогда, когда танцевала с Чугаем…
Данила Выгон посмотрел на часы и вышел из клуба. Пусть уж ради свадьбы он пропустил и десятый, и одиннадцатый час, но о полуночи обязательно должен оповестить. Возле столба, на котором висит рельс, Данила окинул взглядом седое небо — ни единой звездочки.
Бам-м-м — катится над селом. И — словно в ответ — над Русавкой вспыхивает зарево и взрыв потрясает ночь.
— А побей тебя сила божья, — шепчет Данила и опять шкворнем по рельсу: бам-м…
Гур-р-р, тррах — стонут русавские берега, и Даниле кажется, что это от его ударов вздрагивает земля. Смотрит на свою большую высохшую и немощную руку и, будто для проверки силы, еще раз бьет по рельсу: бам-м. Молчит берег, молчит ночь. Но ненадолго. Пошли колонны автомашин, насыпают плотину и днем и ночью. А к этому грохоту и содроганию еще и Михей Кожухарь со своими песнями:
Дощик іде, дощик іде —
На дворі — негода.
Не дай личко цілувати,
Дівчино молода.
Что до любви, тут всегда было много советчиков. За Кожухарем уже целый хор поучает какую-то девушку:
Не дай личко цілувати,
Із розуму звести,
Не дай свої русі коси
Без музик розплести.
Только Михей Кожухарь вытянул длинную шею, взмахнул руками, чтобы еще от какой-то беды предупредить влюбленную, как в зал вбежал запыхавшийся шофер и с порога завопил:
— Граждане! Без паники, граждане! Беда!
— Что там?!
— Горит?!
— Да не горит, граждане, — уже спокойнее сказал шофер. — Чей-то дом… развалился… На бугорке, близ Русавки, такой… под стрехой… маленький…
Все повскакивали с мест и бросились к дверям.
— Небось моя!
— Да ты ж на Выселке живешь!
— Матвей, какой ты болячкой сидишь? У нас же дети там!
— Ой, боже мой!
— Спокойно, товарищи, — встал возле дверей Гайворон. — Сейчас пойдем и увидим.