— Есть такие, что и работают на земле, а не слышат и не видят ее, — безнадежно махнул рукой Мирон.
— Потому что не лежит к ней сердце. — Михей подсел ближе к печи, чтобы вытягивало дым. — Вот скажите мне, Данила Степанович, почему это наш колхоз стоит на такой низкой графе? Будто все делаем, и Коляда ночей не спит, а графа ни к чертовой, извините, матери…
— И скажу твоими же словами, Михей, скажу. Сердца не чувствует земля наша сосенская. Разлюбили ее люди. О! Такое мое понятие.
— А почему разлюбили? — то ли недоумевал, то ли хитрил Михей. — Когда-то кольями друг другу головы за вершок земли разбивали, а сейчас разлюбили. Почему?
— Сам понимай… Человек, когда работает, интерес свой видит… Сколько заработает, что будет иметь… Молодые из села в город подались… А что их здесь держит? Клуб такой, что скоро обвалится, ни тебе электричества, ни тебе никакого удовольствия…
— Не все сразу, Данила Степанович, — тяжело вздохнул Нечипор Иванович, — когда-нибудь и мы разбогатеем.
— Ты мне скажи когда, срок мне назови, — не успокаивался Выгон. — Вы с Мироном партийные, вот и скажите… Ага, молчите? А вы, если сами не знаете, Коляду бы спросили: куда он нас ведет?
— Что твой Коляда знает! — Михей даже сплюнул от досады. — Ходит да кричит как недорезанный. Ох и не люблю, когда на меня кричат…
— Через жинку свою свет белый возненавидел, — пояснила Мария Платону.
— Вот я и говорю, — Михей поднялся, — что без любви ни человек жить не может, ни земля. Мне пора, люди добрые.
— Да и мы пошли, чтоб дверь лишний раз не скрипела. — Мирон тоже поднялся.
А Платон, погрузившись в какие-то свои мысли, окаменело сидел на лавке.
— Вот такие наши дела, — вздохнул Нечипор Иванович, закрывая дверь за гостями. — Невеселые. Так что, Платон, приходи завтра в правление, поговоришь с Колядой и давай работать…
— А где Юхим?
— Где? У Стеши, — ворчливо ответила Мария. — Очумел хлопец и дня без нее прожить не может, а она ж, вертихвостка, и не смотрит на него. Такая же будет, как ее мамонька, — не успокаивалась Мария. — Достанется кому-то счастьечко!..
По дороге домой Платон завернул в клуб. Темно, ни души. Светилось только в конторе. Зашел. В своем кабинете спал на клеенчатом диване Коляда. Платон хотел уже уходить, но Коляда проснулся:
— Кто там?
— Это я, Гайворон.
Коляда протер заспанные глаза.
— Так заходи, Платон, или залетай, если ты Гайворон… Садись. А я приболел, огнем что-то печет внутри.
— Домой бы шли, Семен Федорович.
— А-а, — отмахнулся Коляда. — Слышал я от Михея, что ты приехал. На какую работу встанешь? Только знай — руководящей нет… Разве что с нового года райисполком даст ставку библиотекаря и завклубом. Тогда возьму.