Смута в России. XVII век (Козляков) - страница 298

. Становилось очевидным, что королю Сигизмунду III нечего будет сказать родственникам тех, кто сидел в польско-литовском гарнизоне в Кремле и умолял о спасении.

Известие о храбрых речах Философова, повлиявшего на отход от Москвы королевского войска (на самом деле он не отрицал существование в Москве сторонников кандидатуры королевича Владислава), распространялось самим «земским советом» и содержалось в грамоте, отправленной из Москвы в Новгород с дворянином Богданом Дубровским в середине декабря 1612 года. В ней, судя по переводу шведского историка XVII века Юхана Видекинда, говорилось, что «поляки захватили несколько человек наших, от одного смоленского боярина Ивана Философова услышал о нашем союзе, об отказе от общения с поляками и готовности вечной ненавистью преследовать их и литовцев», что узнав об этой враждебности, он ушел в Польшу на сейм (король видя, что ничего не может сделать, пошел со всем своим войском обратно)»[741]. Следовательно, главные воеводы земского правительства первым делом обозначили свой полный отказ от принятия польско-литовской кандидатуры на русский трон. Нельзя сказать, чтобы король Сигизмунд III принял такой отказ. Он решил продолжать войну, его войско на обратном пути шло через Можайск и захватило главную городскую святыню — деревянную скульптуру Николы Можайского. Королевские отряды оставались в Смоленске и Вязьме. Но главную угрозу земскому правительству создали черкасы — запорожские казаки, отосланные королем Сигизмундом III воевать на Севере Русского государства, до того времени бывшем главной опорой земщины, откуда шли основные доходы, посошная рать и другая подмога.

С казачьим походом могла быть связана история Ивана Сусанина, которая после включения ее в многочисленные литературные памятники нового времени и в оперу М.И. Глинки «Жизнь за царя» приобрела некий несерьезный оттенок. В середине XIX века два уважаемых историка Н.И. Костомаров и С.М. Соловьев даже вступили в научный диспут, был ли вообще Иван Сусанин? Скептики, прежде всего, сомневаются в том, откуда в костромской земле, далеко отстоявшей от западных рубежей Московского государства, оказались поляки и почему они уверенно искали именно Михаила Романова. Дополнительным основанием для сомнений является то, что обельная грамота, освобождавшая от податей потомков Ивана Сусанина, была дана только в 1619 году и в ней, за давностью лет, уже не были раскрыты подробности «подвига Ивана Сусанина». Остается неизвестным даже в каком месяце происходили те события, а подлинник грамоты вообще утерян. Между тем, поход «черкас», которые легко в народном восприятии могли превратиться сначала в «литву», а затем в «поляков», действительно был, он затронул в конце 1612 — начале 1613 года земли достаточно близко располагавшиеся к Костромскому уезду. Северные города обычно были местом ссылки, поэтому «черкасы» и прошли маршем по Русскому Северу в поисках оказавшихся в плену поляков и литовцев, недавних хозяев московского Кремля. Согласно расспросным речам двух купцов в Новгороде в феврале 1613 года численность этого отряда была около 6000 человек и они «пошли к Белоозеру, Каргополю и Вологде и там вокруг взяли нижеследующие маленькие замки: Тотьму, Сольвычегодск, Солигалич, Унжу, лежащие между Вологдой и Холмогорами, которые они чрезвычайно разорили и причинили много другого вреда здесь в местах, куда они проникли. И они освободили много поляков, взятых в плен в Москве…»