Это был период масштабного эксперимента по строительству нового государства в разгар экономического кризиса. В период между 1991 и 1998 годами после коллапса российских рынков акций, облигаций и валюты показатель ВВП упал на 30 процентов, росла безработица, а уровень инфляции достиг к 1999 году 2500 (!) процентов, и лишь затем, в течение следующего десятилетия, снизился до приемлемых значений — но только после того, как у населения испарились накопления, а девальвация оказала свое положительное влияние[338]. К 1999 году свыше трети россиян жили ниже уровня бедности. Торопливая и плохо продуманная приватизационная кампания привела к тому, что государственные активы попали в частные руки за малую долю их подлинной цены. Этим воспользовались те, кто к тому моменту уже имел деньги и связи: коррумпированные чиновники, подпольные предприниматели и преступники.
Бандиты помогали политикам (а порой и подкупали их) с самого зарождения российской демократии — применяя присущие им «уличные» методы для обеспечения нужного количества голосов и обхода конкурентов, так что они смогли воспользоваться схожими механизмами и во время приватизационной кампании. Некоторые самые предприимчивые преступники просто воспользовались возможностью легализовать свои незаконные доходы. В 1992–1994 годах реформаторы, отчаянно пытавшиеся избавиться от государственной собственности, приняли программу ваучерной приватизации. Каждый гражданин страны получил ваучер номиналом 10 000 рублей. Эта цифра может показаться внушительной, но к концу 1993 года она была равна примерно 8,30 доллара США. Ваучер можно было обменять на акции компаний, от которых избавлялось государство. Многим гражданам России, не уверенным в том, будет ли у них завтра кусок хлеба, обещание больших дивидендов в отдаленном будущем казалось совершенно абсурдным. Большинство продало свои ваучеры за небольшую долю от их стоимости. На российских улицах городов стояло множество людей с объявлениями «Куплю ваучер» и ворохом купюр в кармане. Кое-кто из них делал это по своей воле, однако многие работали на организованную преступность (во время своего визита в Москву в 1993 году я видел, как эти группы развозили по точкам, и у каждой был старший). Так мошенники собирали значительные объемы ваучеров и либо сами использовали их, либо перепродавали менеджерам, желавшим приватизировать свои предприятия, или только появившимся олигархам. Таким образом, российская оргпреступность с самого начала была не просто участником новой развивающейся системы, но участником заинтересованным, способным придать ее эволюции определенную форму.