— Понятия не имею, — потряс головой Арбели. — Может, не голем, а голландка?
— Нет, голем.
— Тогда не знаю.
Несколько минут они работали в молчании, а потом Джинн снова заговорил:
— Она из глины.
— Что?!
— Я же говорю: она сделана из глины.
— Значит, я правильно расслышал.
— А это необычно? Ты о таком раньше не слышал?
— Необычно? — фыркнул Арбели. — Это невозможно!
Иронично приподняв бровь, Джинн взялся голой рукой за раскаленный докрасна кончик паяльника.
Арбели вздохнул, вынужденный принять этот довод.
— А ты уверен? Как она выглядела?
— Светлокожая. Волосы темные. Ростом примерно с тебя. Одета просто.
— То есть не похожа на глиняную фигурку?
— Нет. Снаружи вообще не заметно, что она из глины.
Арбели шумно выдохнул, демонстрируя недоверие.
— Брось, Арбели, — резко сказал Джинн. — Она из глины. Это так же точно, как то, что я из пламени, а ты — из мяса и костей.
— Пусть будет так, хотя поверить в это непросто. И что эта глиняная женщина тебе сказала?
— Сказала, что ее зовут Хава.
— Хава? Это не сирийское имя, — нахмурился жестянщик. — Где ты с ней познакомился?
— В какой-то трущобе неподалеку от Бауэри. Просто на улице.
— А что ты делал… Нет, лучше мне этого не знать. Она была одна?
— Да.
— Значит, она не слишком осторожна. Или, возможно, такая у нее работа.
— Она не проститутка, если ты об этом.
— Лучше расскажи мне все по порядку.
И Джинн подробно рассказал ему все о своей встрече со странной глиняной женщиной. Арбели слушал и все сильнее тревожился:
— И она тоже догадалась, что ты… ну, не такой, как все?
— Да, но она не знала, кто такие джинны.
— А ты ей все рассказал?! Зачем?
— Чтобы она не убегала. Но она все-таки убежала.
— А где она живет?
— На восток от Бауэри.
— Понятно, но в каком квартале? Кто она по национальности?
— Понятия не имею. На вывесках там были вот такие буквы.
Карандашом на клочке бумаги Джинн изобразил несколько букв, которые видел на вывесках магазинов.
— Это на иврите, — заключил Арбели. — Значит, ты был в еврейском квартале.
— Возможно.
— Мне это не нравится, — вздохнул жестянщик.
Он никогда особенно не интересовался политикой, и если у него и имелись какие-то предубеждения, то совсем слабые и абстрактные, но при мысли, что Джинн может учинить что-то в еврейском квартале, он испугался. Османские правители Сирии с давних пор развлекались тем, что стравливали между собой христианское и иудейское население, заставляя их бороться за милости мусульман. Иногда это противостояние приводило к кровавым стычкам и бунтам, подогреваемым слухами о христианской крови, которую евреи замешивают в свой хлеб, — сам Арбели всегда считал их дурацкими россказнями, но знал, что многие охотно верили. Разумеется, здешние евреи прибыли не из Сирии, а из Европы, но их было гораздо больше, чем сирийцев, и, вполне возможно, они имели зуб против тех, кто избивал их единоверцев на Востоке.