Накануне они опять сильно поссорились, на этот раз по поводу Мэтью. Арбели откуда-то узнал, что у мальчика фактически нет отца, и, похоже, решил, что Джинн обязан озаботиться благополучием ребенка. Последовавший за этим спор включал такие выражения, как «моральное руководство», «фигура, заменяющая отца» и прочую тарабарщину, которая, как подозревал Джинн, граничила с оскорблением. Какое дело было Арбели до того, что Мэтью решил проводить все дни с ним? Джинн чувствовал, что все объясняется очень просто: Арбели ревновал. Мэтью не обращал на него внимания, пока жестянщик не говорил ему строго: «Мэтью, уже поздно. Твоя мама будет волноваться», и тогда мальчик без слова протеста вставал и уходил. Но на следующий день он появлялся снова и молча садился на скамейку рядом с Джинном. Все правильно. Кто захочет сидеть весь день рядом с Арбели, если этого можно избежать? С каждым днем жестянщик становился все более неприкаянным: его брови хмурились от обиды и недовольства, а глаза глубоко запали от бессонницы. «Ты паршиво выглядишь», — сказал ему как-то Джинн и в ответ получил взгляд, полный неожиданной враждебности.
Погруженный в собственные нерадостные мысли, он вышел из мастерской и пересек улицу, раздраженно огибая тележки и лошадей. Они столпились здесь из-за экипажа, пытающегося отъехать от тротуара. Наконец экипаж двинулся, и Джинн смог заглянуть в его окно.
Это, несомненно, была София, и все-таки ему пришлось взглянуть еще раз, чтобы в этом убедиться. Она была очень бледной и куталась в черное — с ней, очевидно, произошла какая-то ужасная перемена. Он снова вспомнил ее запертую и словно одетую в саван комнату. Что с ней произошло? Она больна?
София подняла глаза и вдруг увидела его. Удивление, смятение, гнев — все отразилось на ее лице, но она не вспыхнула и не отвела взгляда, как случилось бы раньше. Вместо этого она смотрела ему прямо в лицо, и в ее глазах была такая беззащитная и откровенная печаль, что он не выдержал и отвернулся первым.
В следующее мгновение экипаж уже проехал мимо. Сбитый с толку и потрясенный Джинн пошел дальше. Он говорил себе, что София — девушка из богатой семьи и они, несомненно, могут решить любую ее проблему, в чем бы та ни состояла. Но ему никак не удавалось избавиться от чувства, что она готова предъявить ему какой-то счет.
* * *
Абу Юсуф сидел на полу отдельной палатки для больных и держал свою дочь за руку.
Три дня прошло с тех пор, как заболела Фадва, и с тех пор он почти не отходил от нее. Он наблюдал, как сонные пальцы дочери хватаются за воздух, слушал ее стоны и бессмысленное бормотание. Сначала они уговаривали ее открыть глаза, но когда девушка их послушалась и один раз взглянула на Абу Юсуфа, то закричала от ужаса и ее тут же вырвало. После этого ей закрыли глаза плотной темной повязкой.