***
Этот самый кельт-тесло больше был похож на топор, только топорище повёрнуто, как у мотыги. Обтесать бревно самое то.
Едва я взял в руки это орудие, как почувствовал: это оно, то самое. Хоть сейчас в огород, срубать злосчастные корешки, рыхлить окаменевшую почву, окучивать…
Блин! Я тряхнул головой.
Нет, не так мечтаю. Хоть сейчас в лютый данж, врываться в орды врагов, крушить черепа, срубать головы и эти надоедливые корешки вишни, которые…
Твою ж за ногу. Земледелец просится наружу, мама не горюй!
Тесло было короче, чем мотыга, но намного длиннее, чем топор. Рабочая часть толстая, надёжная, рукоять тоже лежала в руке, как влитая. Такая не треснет при ударе, скорее я тресну.
Гном специально выбрал такое, подлиннее. Чтоб класс земледельца проснулся, почуял «свой инструмент». Вот я оглаживал заворожённо рукоять, украшенную выжжеными рунами.
Правда, Молчарь сказал, что таким теслом и дерево срубить можно, но тут я засомневался.
— Так ты ж и не плотник, — захохотал гном.
Оказалось, что шахтёры тоже могли пользоваться теслом, потому как похоже на кирку. Такова природа магии и распределения на классы — подобное притягивает подобное.
— Сколько? — с придыханием спросил я.
— Пятнадцать золотых.
У меня всё упало. Сколько?!
Пипец просто! Да это грабёж, группа мне не простит.
У меня всего 22 золотых. Да ну твою ж…
А Молчарь оказался ещё хитрее, чем я думал. Он тут же, не давая одуматься, повёл по ряду столов, где был свален шмот, искрящийся в свете пещерных отблесков.
Всё такое наполированное, матовое, чёрное, ровное… Будто попал в магазин боевой аммуниции, качество отделки было на невероятном уровне — словно машинная обработка.
Молчарь показал нагрудник — кольчуга на мягком кожаном подкладе. Цельные наплечники, и круглый литой диск на груди. С гербом Боттонскилла.
— Тридцать золотых.
Я открыл рот и не закрывал, пока он вёл меня по складу.
Шлем. Блестящий, с прикрывающим нос язычком, и на шею опускался кольчужный воротник.
— Двенадцать.
Меч. Самый настоящий, с переливающимся лезвием, на котором поблёскивали те же гномьи руны. Рукоять, плетёная светлой кожей.
— Тридцать.
Я только покачал головой.
— А молоты есть? Ну, дробящее, — спросил я, вспомним, что у нас танк вообще-то специализируется на именно на таком.
Что-то я сомневался, что мечом «оглушение» пройдёт.
Дробящее было…
У меня глаза разбежались от всего разнообразия. Молоты, кистени, булавы. Шипастые, квадратные, круглые.
Крякнув, я приподнял тяжеленную булаву. Её боевая часть была усилена шипами, каждый с мой палец длинной, а с конца рукояти свисала цепь с крючьями.