– Я же добровольно отказался от власти, – Николай сделал вид, что не понял или, занятый мыслями о семье, не обратил внимания на последнюю фразу Яковлева, которую тот произносил, понизив голос. – Я сделал это во благо России. Иначе бы пролилась невинная кровь людей. Какой интерес представляю я сейчас для большевиков?
– Вы действительно думаете, что спасли страну от крови? – спросил Яковлев.
– А вы думаете, что она может пролиться? – спросил Николай, на лице которого мелькнуло искреннее недоумение.
Яковлев уже успел убедиться в том, как хорошо умел бывший Император скрывать свои чувства, но сейчас это давалось Николаю с большим трудом. Если в стране прольется кровь, значит, и отречение, и все жертвы, на которые добровольно пошел он сам и обрек на них семью, оказались напрасными. Но что мог сказать ему Яковлев? Люди, которым Император отдал свою власть, не смогли удержать ее. Сейчас она находится совсем в других руках. И пока не ясно, как сумеют распорядиться ею. Одно бесспорно: того, чего хотел добиться Император своим отречением, не произошло. Успокоения страны как не было, так и нет. Но стоит ли говорить ему об этом? Он уже и так прекрасно понял весь трагизм своего положения. Одно не переставало удивлять Яковлева – выдержка Николая. Он ни разу не пожаловался на судьбу, был предельно вежлив со всеми, даже с солдатами, потерявшими всякую совесть и делавшими постоянные пакости. Вспомнить хотя бы, как охрана совсем недавно штыками разворотила снежную горку, с которой катались дети.
Место для горки выбирал Алексей. Он же приспособил для перевозки снега стоявшие во дворе старые сани. Княжны накладывали в них снег, а Государь с Алексеем отвозили его на горку. Сколько радости доставило это детям, сколько смеха было в тот день во дворе. Словно к ним снова вернулась их прежняя счастливая и беззаботная жизнь.
Глядя на то, как увлеченно работают царские дети, подобрела даже охрана. Молодой солдат Дмитрий Лагутин подошел к княжне Марии и, смущенно опустив глаза, сказал:
– Разрешите, я помогу вам.
Он взял из ее рук большую деревянную лопату и начал очищать двор от снега, сгребая его в кучу, откуда его удобнее было нагружать в сани. Мария еще раньше несколько раз заговаривала с этим солдатом, иногда их беседы были довольно долгими, и ей было приятно внимание к себе простого русского человека. В заточении невольно стираются сословные грани и меняется отношение к людям. Но сегодня ей самой хотелось хотя бы немного позаниматься физическим трудом, застоявшаяся энергия требовала выхода. Она с неохотой отдала лопату и теперь стояла около солдата, наблюдая за его работой. Он быстро понял ее состояние и сказал: