Яковлев не переносил прощаний, но перед тем как сесть в повозку, пришлось выдержать еще одно. Царские дочери, обнимая родителей и сестру, плакали навзрыд. Плакал и Алексей, которого вынесли на крыльцо на руках. Но больше всего Яковлева поразили слезы Николая. Крупные и светлые, они катились по щекам, и он не утирал их, а только по-мальчишечьи шмыгал носом. Было странно видеть плачущим человека, в руках которого еще совсем недавно находилась жизнь ста пятидесяти миллионов его подданных.
Яковлев оглянулся, ища глазами Кобылинского, но его не было. Зато появилась острая мордочка Авдеева. «Наверное, уже сбегал на телеграф, – подумал Яковлев, – сообщил о нашем отъезде Голощекину».
– Пора, Ваше Величество, – сказал Яковлев, склонив перед Государем голову.
Николай II прижал к груди Алексея, поцеловал его в щеку, резко повернулся и, не оглядываясь, направился к повозке. Вслед за ним пошли Государыня и Мария. Яковлев на мгновение задержался взглядом на остающихся в Тобольске детях и подумал о том, что такое разделение семьи происходит у них впервые. Раньше они расставались, твердо зная, что встретятся, а сейчас этой уверенности у них нет. Не зря даже по лицу царя катились слезы.
И тут его взгляд столкнулся с глазами стоявших на крыльце великих княжон. У Яковлева внутри как будто что-то разорвалось. Какими прекрасными и печальными были их лица! Яковлеву никогда и нигде не доводилось видеть таких красивых девушек. В них была не выставленная напоказ красота, а то главное, что есть в человеке и хранится в самых глубинах его души. То, что дано увидеть лишь немногим. В каждом лице жила, светилась, терзалась глубочайшими переживаниями великая одухотворенность. Именно она делала лица девушек такими прекрасными. «Господи, как же счастлив должен быть тот, кого полюбят они», – промелькнуло у него в голове. Он невольно замер, пытаясь запомнить каждую их черточку, движение ресниц, бледность бархатистой кожи, нервное подрагивание выпуклых, словно вычерченных, сочных алых губ. Надо было уезжать, а он будто остолбенел. Затем зажмурился, резко повернулся и, подгоняя себя, шагнул к повозке.
Николай II, Александра Федоровна и Мария стояли посреди двора и поджидали его. Нанимая транспорт, Яковлев хотел найти хотя бы одну карету и один тарантас для женщин и Государя, но таковых в Тобольске не оказалось. Пришлось нанимать обычные крестьянские подводы, на которые поставили плетеные короба, набитые сеном. Правда, одну кибитку раздобыть все же удалось. Зная, что других кибиток по трассе не будет, Яковлев купил ее у тобольского небогатого купца. Узнав, что в ней хотят везти Государыню, тот вздул цену настолько, что за эти деньги можно было купить не только кибитку, но и пару хороших лошадей. Гузаков с угрюмым молчанием долго слушал купца, потом, нахмурив свои густые, взъерошенные брови, расстегнул короткое пальто, под которым на широком ремне в старой потертой кобуре висел наган, и сказал, не повышая голоса: