– Скоро, Настя, скоро вернемся в Москву. И зачем я только вез тебя в такую даль, мучил! Скоро отдохнешь…
Они уже стояли на струге, ждали, когда придет кормилица с наследником на руках. И вот по сходням уже ведут ее Данила и Василий Захарьины. Белый пеленочный сверток в руках кормилицы, видневшаяся оттуда маленькая ручка. Скрип досок, говор, плеск весел по воде – все, как обычно, но как-то неспокойно государю на душе. Мрачна и Анастасия.
Только вспомнил мимолетной мыслью Иоанн о старце Максиме, как треснули сходни, и Захарьины, вместе с кормилицей, упали в реку. Вскрикнув, Анастасия закрыла лицо руками, дернулся вперед Иоанн, но уже неслись к воде царские люди.
– Ой, Боже, что делается, ребенок из рук упал! – вопила кормилица. Данила и Василий Захарьины, вымокшие, судорожно шарили по дну, ныряли – безуспешно.
– Царевич утонул! – неслись крики отовсюду. Все прыгали в воду, пытаясь найти ребенка. Анастасия без чувств осела на пол, ее тут же подхватили боярыни из свиты. Иоанн стоял на краю струга, молча глядя на черную гладь реки, поглотившую его сына, долгожданного наследника. Тут и вспомнил он слова, сказанные преподобным старцем.
– Словно поглотила тина его! Как и не было! Нашли бы уже! – слышал он голоса. Иоанн пошатнулся, подоспевший Адашев поддержал его за руку. Царь согнулся, врылся пальцами в свои редкие длинные волосы, а затем из груди его вырвался отчаянный, хриплый крик раненого зверя.
Вокруг уже плакали слуги, бояре. Ошеломленный Курбский стянул с головы свою лисью шапку и в изумлении взглянул на Мстиславского. Воочию они узрели гнев Божий.
О смерти и похоронах царевича в летописи сказано кратко: «и положили его в Архангеле, в ногах у великого князя Василья Ивановича…»
В доме Данилы Захарьина застолье подходило к концу. Подпитые родственники и гости уже прощались с хозяевами, но Данила не ощутил должного облегчения и веселья после выпитого, лишь тяжело гудела голова, порою мутило.
Странные вещи происходят в государстве. И не вовремя погиб наследник! Горе-то какое! В Москве созывался церковный собор по делу некоего еретика Матвея Башкина. Не успел государь прийти в себя после смерти сына, как по приезду Сильвестр уже поведал ему о новой ереси, проявившейся во взглядах этого безызвестного человека. Иоанн, разбитый и раздраженный, тут же велел арестовать Башкина и начал созывать церковный собор. Бывший игумен Троице-Сергиевого монастыря Артемий, в юности близкий государю священнослужитель, в числе прочих владык призван в Москву на собор, но старец, видимо, выжил из ума и тайно покинул столицу. Сразу заговорили о нем, мол, Артемий и сам еретик. Старца тотчас вернули в Москву, и вскоре он так же ждал суда, сидя в подклети в подвалах дворца. Данила молча наблюдал за этим и все чаще думал, как бы из этого извлечь какую-то выгоду для семейства – тем и были заняты его мысли сейчас, когда на столе уже не осталось еды и питья.