По левую руку от него сидел брат Василий Михайлович, слушающий от подпитого Ивана Висковатого, дьяка Посольского приказа, какую-то пламенную речь. Данила покосился на него, пытаясь вникнуть в разговор. Висковатый был дородным, полное лицо горело огнем, черные глаза под густыми бровями пьяно блестели, черные кудрявые волосы слиплись на потном лбу. Говоря, он то и дело трогал пальцами темную густую бородку.
– Напрасно Сильвестр призвал мастеров из Новгорода и Пскова писать иконы в Москве!
– Так ведь тогда пожар все изничтожил! – глядя на дьяка отупевшим взглядом, проговорил Василий и икнул, прикрыв рот. Висковатый махнул рукой:
– Это все понятно! Я не о том! Видели вы икону в Благовещенском соборе? Яркие краски, золотой фон… Но ведь Христос изображен там в неподобающем виде! Херувимы прикрывают срам, а затем он предстает в доспехах в образе воина! А сам Господь, коего невозможно изобразить, показан мастерами седобородым старцем! Уж очень все это похоже на ересь…
Ересь! Последние несколько месяцев только и слышно отовсюду это слово! Ересь казалась людям везде, с остервенением зачинались богословские споры, и уже порой было не ясно, где правда.
– Новгород и Псков! Вся зараза лезет оттуда! – раздраженно мотнул головой Василий. – Помнится, сам митрополит некогда служил в Новгороде…
У Данилы сверкнули глаза, хмель будто улетучился. Он еще какое-то время слушал возмущения Висковатого о том, что иконопись отошла от правильных греческих канонов, что надобно пересмотреть этот вопрос и нещадно уничтожить все, что было написано под присмотром Сильвестра после московского пожара.
– Верно! – протянул задумчиво Данила. Дьяк и Василий в недоумении взглянули на него. Данила вскочил из-за стола, принялся мерить светлицу шагами.
– Скоро ведь состоится собор… будет государь и митрополит… Там мы об этом и заявим! Верно? Сильвестр, близкий государю человек, дружен и с еретиком Артемием, и в неподобии исписал храмы… Так не пора ли от него избавиться?
– Долой еретиков! – хлопнул по столу Висковатый. – Уж я все скажу по сему, не подведу, Данила Романович! Мне есть что сказать!
– А митрополит? – тихо спросил Василий. Кажется, и он от сказанного братом начал трезветь. Данила прикрыл все двери, пред этим выглянул во все стороны и, убедившись, что никто не подслушивает, сказал:
– Макарий не сунется в этот спор, ну или, скорее, встанет на защиту Сильвестра. А коли митрополит – еретик, может ли он занимать сию священную должность? Государь ревностный христианин, не потерпит такого! А там и до Адашева несложно добраться. Верно?