И они замолчали, обдумывая все эти слова. План получался добротный. К громкому делу о ереси приплести и факт неправильного писания икон, и вслед за осужденными, список которых растет, отправятся сильнейшие в государстве люди. Это был шанс всецело захватить власть!
– Опасное дело, – поежился Василий, – с могущественными мужами тягаться боязно и тяжело…
И замолчал, ибо Даниле, готовому идти и бороться до последнего, были чужды страх и позорное отступление. В сенях раздался какой-то шум, и вскоре в светлицу вошел улыбающийся и сияющий Никита.
– Только что из дворца, – с одышкой говорил он, садясь на скамью, – хорошие вести. Настя носит во чреве младенца. Говорят, в марте должен родиться. Будем верить, что это отрок…
Василий и Висковатый улыбнулись друг другу, Данила же, осенив себя крестом, уверовал в то, что это добрый знак. Нужно бороться!
В просторной палате, устланной расписными коврами, хорошо натоплено, и сидят тут кроме государя и митрополита думные бояре, многие архиепископы и дьяки, у кого руки на коленях, у кого опираются на резные посохи. Царь крепко вцепился пальцами в резные подлокотники высокого кресла, он строг и мрачен – все еще печалит его гибель сына.
Обсуждали то, как соблюдается уложение Стоглава об иконописи, и Захарьины, сидящие бок о бок, посматривают на невозмутимого Висковатого. И едва митрополит докладывал Иоанну о том, что иконы пишутся согласно уставам, Висковатый сказал, привстав со своего места:
– По каким же уставам, государь? Не подобает невидимое Божество и бесплотных изображать, как видно на росписях в соборах и царских палатах!
Ощущалось общее смятение, вытянулось в недоумении и лицо государя. Макарий спокойно спросил:
– А как же их надобно писать?
– Лишь словами возможно описать и вообразить лик Господа, как и сказано было в Писаниях!
Всем стало понятно, к чему клонит дьяк, тут же шепотом в разных концах палаты послышалось слово «ересь».
– Говоришь и мудрствуешь о святых иконах негораздо, – тут же ответил жестким тоном митрополит, голова его опущена, словно у быка перед нападением, брови сведены к переносице, – то мудрование галатских еретиков, они не повелевают бесплотных изображать. Живописцы же невидимое Божество пишут по древним образцам, по пророческому видению старца Даниила[34].
Висковатый сел на место, борода его зашевелилась от злости. Данила Захарьин смотрел на дьяка, лицо коего было сначала красным, потом побледнело, и скрипел он зубами так, что слышно было на соседних лавках. Адашевы, Сильвестр и Курбский, сидя рядом, испытующе глядели на дьяка, о чем-то тихо говоря меж собой.