А пока продолжался суд над привезенными в Москву еретиками. Артемия судили первым. Сухой высокий старец с длинной седой бородой едва стоял на ногах. Много нашлось у него недругов – одни обвиняли его в сочувствии еретикам и симпатии латинянам, другие – в нарушении постов, третьи в том, что он утверждал, мол, панихиды петь негоже, четвертые припомнили какой-то блудный грех старца, случившийся во времена его игуменства. Артемий защищал себя сам, все глядел на Сильвестра и государя, от которых надеялся получить защиту, но оба молчали. Царь в малолетство часто бывал в любимой Троице-Сергиевой обители, и когда юная сиротская душа искала нужного слова, Иоанн обращался к Артемию. Теперь же, возмужавший, заматеревший, глядит на своего первого духовного воспитателя, глаза его недвижны, пальцы в перстнях сжимают резные подлокотники.
– Признаешь ли ты, что близка тебе ересь Башкина? – вопрошал грозно ростовский архиепископ Никандр.
– Ныне ересей нет, – усмехнулся Артемий. – А Матвей не ведал того, что говорит, умом скуден!
Он упорно защищал себя, но от заточения в дальнем Соловецком монастыре спастись не смог. Правда, вскоре он сбежал оттуда в Литву, и неизвестно, кто посодействовал этому – местный игумен Филипп (речь о котором впереди), или сам государь дал уйти своему бывшему другу и наставнику?
Не всем так повезло впоследствии, как Артемию. Все судимые признали выдвигаемые против них обвинения в ереси и были сосланы в дальние монастыри, где и окончили свой век. Все, кроме игумена Феодорита Кольского, который спустя два года благодаря Макарию был освобожден из ссылки и продолжил службу. Исаакий, старец Соловецкого монастыря и близкий Артемию человек, умер, так и не доехав до назначенного собором места пребывания. Рязанский епископ Кассиан, один из главных участников собора, приходился старцу племянником и всеми силами пытался его защитить. После одного из заседаний Кассиан лишился сознания и больше никогда не мог ни писать, ни говорить, ни ходить.
– Сие кара защитника еретика! – заявило духовенство, лишний раз убежденное в своей правоте.
Еще несколько лет в Москву на суд привозили учеников Артемия из разных обителей, уличая их в ереси. И что самое примечательное, никто из осужденных Собором в 1553–1554 годах, ни позже не был приговорен к сожжению, главному оружию против еретиков в Европе. Наверняка смертной казни требовали некоторые представители духовенства, но ни Макарий, ни сам Иоанн не дали этого совершить.
Восемнадцатого марта вместе с весной, когда города и деревни почти избавились от снега и он остался, рыхлый, только в лесах, а реки уже несли по течению куски льда, пришла новость – в царской семье родился мальчик, названный в честь отца Иваном. Радостно звонили колокола, всюду велись службы, народ толпился у Кремля, славя своего государя.