Хоронившие первую русскую царицу плакали о ней долго и не ведали, что вместе с ней под могильной плитой был похоронен и великодушный русский царь, каким Иоанн был при ней все эти тринадцать лет.
Наступало иное время…
* * *
Не миновало и недели с похорон Анастасии, Иоанн уже вынужден был заняться поиском новой невесты для себя. Теперь он хотел породниться с влиятельным царствующим родом в Европе, чем озадачил весь Посольский приказ. Первой претенденткой на статус русской царицы стала сестра польского короля Екатерина – так Иоанн решил обезопасить себя от войны с Литвой и Польшей (и это помимо того, что юная Екатерина очень понравилась ему внешне). Осталось лишь ждать ответа самого Сигизмунда…
Пока решался вопрос о выборе царской невесты, было объявлено, что состоится суд над опальными Сильвестром и Адашевым. При этом обвиняемые не были приглашены в Москву (Сильвестр уже был отправлен в дальний Кирилло-Белозерский монастырь, Адашев же воевал в Ливонии), и заседание велось без их присутствия.
Иоанн призвал Боярскую думу, основными членами которой тогда были Иван Мстиславский, Василий и Даниил Захарьины, их троюродный брат молодой воевода Иван Яковлев, окольничий Федор Умной-Колычев и два потомка Рюриковичей: Петр Горенский и Андрей Телятевский. Последние двое тоже были родственниками Захарьиных. Все они, находясь в свите царя, сумели завоевать его доверие и возвыситься. Уже вскоре Иоанн именно их включит в регентский совет при своем старшем сыне, малолетнем царевиче Иване. И это означало одно – власть окончательно закрепилась в руках Захарьиных.
Так как опальные обвинялись в чародействе – в одном из самых тяжелых преступлений и грехов, был созван церковный Собор во главе с митрополитом и главными епископами московскими. Был среди них и старец Вассиан, советник покойного князя Василия, тот, с кем виделся семь лет назад государь. Вассиан враждовал с Сильвестром, искренне ненавидел его и был счастлив, когда назначили его одним из судей по делу преступлений Адашева и Сильвестра.
Давно владыку не видели при дворе – занят он всегда делами Церкви и просвещения, и сейчас заметили все, как он постарел! Лицо похудело, борода совсем стала белой, руки, покрытые коричневыми пятнами, била мелкая дрожь. Но он все еще статен и величественен в митрополичьей рясе, все еще крепок голос его и ясен взор.
– А ведь митрополит вместе с Сильвестром и Адашевым в ближайшем совете при государе был, – тихо проговорил Петр Горенский на ухо Ивану Яковлеву, – каково ему сейчас будет судить своих ближайших помощников?