– И не был ли он сам причастен к их злу? – взглянув на Макария, садившегося в богатое кресло, проговорил Яковлев.
– Не будет же государь митрополита судить? Какую власть он над ним имеет? – говорил им Телятевский.
– Время покажет, – отвечал Горенский, не отрывая взгляда от митрополита. Владыка и правда был мрачен – опустив голову, туманно глядел перед собой. Все знали, что дружен он был и с Сильвестром, которому помог создать его легендарный «Домострой», и с Лешкой Адашевым, которого многому научил, а позже часто советовался о делах государства.
Иоанн вошел последним, все поднялись со своих мест, поклонились ему. Он поклонился в ответ и сел на трон. Именно Вассиану было поручено зачитать обвинения, приписываемые опальным.
– «Ради спасения души своей Государь наш великий и Царь всея Руси Иоанн Васильевич приблизил к себе протопопа Сильвестра, что он по своему сану и разуму будет ему поспешником во благе; но сей лукавый лицемер, обольстив государя нашего сладкоречием, думал единственно о мирской власти и сдружился с Адашевым, чтобы управлять Царством без Царя, ими презираемого…»
Долго читал Вассиан их преступления, молча слушали его присутствующие. Тайком бояре поглядывали то на царя, то на митрополита. Макарий сидел, глаза его ничего не выражали, царь же, напротив, словно наслаждался каждым словом, сказанным против его бывших ближайших советников.
– «Они снова вселили дух своевольства в бояр; раздали единомышленникам города и волости; сажали, кого хотели, в Думу; заняли все места своими угодниками. Государю же нашему велят быть выше естества человеческого, запрещают ездить по святым обителям, не дозволяют карать немцев… К сим беззакониям присоединяется измена: когда страдал государь в тяжкой болезни, они, забыв верность и клятву, в упоении самовластия хотели, мимо сына его, взять себе иного царя, и не тронутые, не исправленные государевым великодушием, в жестокости сердец своих, чем платили ему за оное? Новыми оскорблениями: ненавидели, злословили царицу Анастасию и во всем доброхотствовали князю Владимиру Старицкому…»
Когда наконец закончил Вассиан зачитывать многочисленные обвинения, недовольно загудели присутствующие, зашептались, заспорили. Епископы, ненавидевшие Сильвестра, громко требовали анафемы для него. Молчали лишь царь и митрополит.
– Смерти изменникам!
– Казни их, еретиков!
Шум утих, как только Иоанн поднял руку.
– Хочу услышать, что святейший Макарий скажет, – ласково сказал он. Митрополит взглянул на него бесстрашно и проговорил твердо:
– Государь! Выслушали мы все обвинения против Сильвестра и Адашева, внимали каждому слову. Но как можно приговорить их, коли мы не вызвали и не выслушали их, а недостойно бросаем обвинения им в спины?