Кружа по Москве, чтобы не явиться к Вельяминовым слишком рано, очутился он на Кузнецком мосту и как раз перед книжной лавкой Платона Бекетова.
Бекетов – гордость московской аристократии. Свою типографию он завел в пику купеческим, пораженным всеядностью, отсутствием вкуса, но все понимали: пика острием направлена в иное – в тиранию Павла! Ничего предосудительного, упаси Боже – политического – Бекетов не издавал, но вызовом казался сам поиск даровитостей. Вот и Василий Андреевич получил письменное приглашение посетить книжную лавку на Кузнецком. Визит он откладывал со дня на день: робость ела поедом. Со знаменитостями, как с красавицами, – ног под собой не чуешь, а в голове – пробка.
Однако ж время надо было убить, дотронулся рукою до двери, а дверь и распахнись! К изумлению Василия Андреевича, Бекетов опередил служителя, ходившего наверх с докладом:
– Жуковский! Я вас заждался. Читал «Мальчика у ручья», в журналах читал…
Провел в кабинет, открыл тотчас папки с гравюрами.
– Будем издавать «Пантеон российских писателей». В два тома, я это вижу, не уложимся. Николай Михайлович Карамзин обещал сделать подписи под портретами. Вот посмотрите; Иван Иванович Дмитриев. Только что принесли… – Радостью веяло от Бекетова. – Жуковский, ваш портрет тоже будет надобен. А где же рукопись? Мы хоть сегодня готовы издавать ваши сочинения.
С Бекетовым было как с Мерзляковым, с Тургеневыми. Василий Андреевич развел руками:
– Коли собрать в одно мои стихи и прозу – книги не получится. Хочу сделать много, а на бумаге выходит мало.
– Вы отменный переводчик! Я бы сказал даже, толкователь и соавтор того же Коцебу. Выбирайте для перевода по своему вкусу любое сочинение, пусть даже многотомное.
– Флорианов «Дон Кишот», – тотчас назвал Жуковский.
– Великолепно! Для молодого сочинителя такая работа равносильна курсу Сорбонны. «Дон Кишот» достоин издания самого превосходного, с гравюрами, с портретом Серванта. С богом, Жуковский! Вы начинаете с великого!
Веселый сердцем предстал Василий Андреевич перед Марией Николаевной. Она ждала его. Платье голубее незабудок. Его любимое. Голубое к голубым.
Мария Николаевна смутилась под его взглядом.
– Ты истинная Бунина.
Она взяла его за руки, усадила в кресло. Василий Андреевич тотчас поднялся.
– Я принес обещанное: новые стихи Карамзина.
Достал с груди листок.
Страсть нежных кротких душ, судьбою угнетенных,
Несчастных счастие и сладость огорченных…
В нем закипели благодарные слезы, вся его жизнь в этих двух строках.
– Господи! – прошептала Мария Николаевна. – Ты уже знаешь…