.
Однако революция не обращает эту идею на одинокую фигуру «Господина», из которой Гегель выводил самосознание человека, а исходит из человеческой массы, другими словами, ставит на место господина представителя трудящихся, но не как раба, а как свободного человека.
Победа революции является своего рода тавтологией, ибо революция может быть только победившей. Но в этой же победе заключено и ее завершение, а в завершении – пустота. Революция как событие бытия не вплетена в него, определяясь не столько вневременностью, внепространственностью и бессубъектностью, сколько собственными альтернативными параметрами пространства, времени и субъективности. Так, событие революции, находясь в линейном промежутке времени, очерчивает особый режим времени, связанный с отрицанием божественного вечного настоящего, предполагая бесконечную делимость прошлого и будущего, с узким перешейком пустого настоящего. Событие революции совпадает с событием высказывания о нем: о революции в этом смысле можно говорить не как о свершившемся факте, за который отвечает кто-то другой, но как о чем-то, за что в ответе только сам говорящий.
* * *
Таким образом, уточняется столь важная для русского авангарда идея коммунизма как такого общественного устройства, в котором могут быть преодолены насильственные отношения между людьми и реализована идея человека как носителя сознания, не подчиненного целям эксплуатации и уничтожения других людей. Так понятая, она была определяющей для русского левого авангарда, не сводясь к попыткам ее исторического осуществления в советских условиях. Она выступала, скорее, как общая, альтернативная существующим формам отношений символическая структура коллективной чувственности, и именно в качестве таковой определяла в 1910–1920-е годы актуальный художественный процесс. Без выявления и учета этой структуры при анализе конкретных произведений причины изменений в развитии авангардного проекта 20-х годов XX в. и их смысл остаются необъяснимыми.